Борис Иванов - Знак Лукавого

Он даже хлопнул по столу ладонью, и дымок от зажатой между пальцами сигареты зарегистрировал это резкое движение, нарисовав судорожный зигзаг, проживший несколько секунд в своем неудержимом стремлении к вентиляционной решетке.

– Есть, есть такие черти, которым не по нутру существование таких, как ты, – отмеченных… Ну… Если точнее говорить, то не сами вы им не по нутру, а то, что служите вы не им, а другим – нашим Хозяевам…

Слово «Хозяева» он так и произнес – с большой буквы.

– Вот они вас и портят – заклятие на таких лопухов, как ты, налагают. А потом к себе в Темный Мир, уводят. А там… – Он махнул рукой. – Понимаешь – если б не заклятие, ты бы сам к нам пришел. Пора уже. Почувствовал бы призвание и пришел бы. Мы ведь тоже время зря не теряем. По всей Земле-матушке для таких вот, как ты, вешки расставили. Знаки. Указатели. Но ты… Ты не заметил… Ни одного из них – этих знаков не заметил. – В голосе Ольгреда прозвучал упрек.

– Вообще-то, – повернулся к нему, отвлекшись от наяривания на клавишах телефонного аппарата, Дуппельмейер, – мы должны были сразу предположить самое худшее. Но мы-то предположили не наихудшее, а наивероятнейшее. И надо же – просчитались!

– Наивероятнейшее, – попробовал догадаться я, – это то, что я от вас прятался. Дезертировал. Не захотел идти туда, куда вы оправляете таких – меченных этим дурацким Знаком…

Лицо Ольгреда исказилось, словно молния сверкнула где-то рядом.

– Никогда не говори так о Знаке!

Он почти выкрикнул это.

Я даже испугался немного – вдруг он кинется бить мне физиономию. Но он быстро взял себя в руки. Хотя и не сразу. Похоже, что я наступил на какую-то его любимую мозоль. А вообще все происходящее казалось мне какой-то дурацкой постановкой: ну не мог такой серьезный мужик, как Ольгред, всерьез нести какую-то чушь про колдунов и Темный Мир.

Однако же нес.

– Вот тебе и доказательство, – снова подал голос Дуппельмейер. – Симулянты делают вид, что не узнают Знак. Что не понимают, о чем вообще идет речь… Что они утратили Дар. Что они сделались полными идиотами. Даже что они продались тем – другим. Были и такие дурни, которые пытались Знак вытравить. – Его лицо неприятно дернулось. – Таких жаль, ей-богу… Но ни один из них – ни один! – не смеялся над Знаком. Не говорил о нем дурного слова. Это – в крови. И только те, на ком заклятие, должно быть, могут преодолеть это…

Он так и не дозвонился до того номера, который все набирал и набирал без конца, и, бросив это занятие, грохнулся в кресло и озадаченно уставился на меня.

И словно чтобы разрешить повисшее в воздухе напряжение, откуда-то сверху, изнутри громоздящегося над нами дома пришли звуки. Масса приглушенных звуков. Хлопнула дверь. Загрохотали шаги. Послышались голоса.

Кто-то требовательно спрашивал кого-то о чем-то. Кто-то торопливо и, похоже, бестолково рапортовал. Кому-то о чем-то.

Мои непрошеные опекуны сразу подтянулись и напряглись. Словно забыв обо мне, устремили свои взгляды на входную дверь. Виски, шпротная банка исчезли как-то совершенно незаметно. Я демонстративно принял расслабленную позу человека, которому все по фигу.

Ожидание не было долгим. Старательно визируемая двумя парами глаз тяжеленная с виду дверь мягко отъехала в сторону, и в кабинет стремительным шагом вошел хозяин. Тут не могло быть сомнений – конечно же это был хозяин. Об этом говорило все: и его – невзрачного в общем-то мужичонки – небрежный, но в то же время пронизывающий взгляд из-под приспущенных ресниц и столь же небрежный – в никуда – кивок коротко стриженной головой. А главным образом об этом говорила реакция ожидавших его подчиненных: вот уж воистину короля играет свита. Свита играла неплохо. И Ольгред, и Дуппельмейер буквально ели вошедшего глазами. Как ни странно, на меня он обратил куда больше внимания, чем на них. Подошел вплотную и протянул мне руку – маленькую и сухую ладонь. Чтобы пожать ее, мне пришлось подняться в полный рост и тоже как-то подтянуться.

Он был невзрачен – я уже сказал об этом. Короткие, редкие и белесые волосы. Белесые ресницы. Бесцветные глаза. Рост пониже среднего. Кривоватые ноги. Одет тоже неброско. Куртка – светлый вельвет и уйма «молний». Светлые брюки – слегка помятые. Кроссовки «Рибок»… Неприметный, в общем, такой чухонец. Только старательная осанка и натянутое лицо-маска с чуть подергивающимися мышцами придавали его внешности хоть какую-то выразительность

– Трои, – коротко бросил он.