Наталья Игнатова - Дева и Змей

— Что все это значит? — с неприкрытым отвращением в голосе спросила Элис.

Происходило что-то гадкое и противоестественное, Невилл, припав к запястью Курта, жадно глотал кровь, полузакрытые глаза поблескивали красным из-под длинных ресниц. Мерзость… Какая мерзость! Элис почувствовала тошноту, но смотрела, не отрываясь. Невилл же говорил: его называют Олтар Край — кровопийца, но кто мог подумать, что в прозвище вложен буквальный смысл?

Сын Дракона поднял голову, яркие алые глаза взглянули в упор, и Элис отвернулась.

— Спасибо… — пробормотал Курт.

На запястье его не осталось и следов пореза.

— Кейши видела вампира, — Элис встала. — У Майкла было здоровое сердце. Его убил вампир.

— Я не вампир, — пророкотал Сын Дракона. Он тоже попытался встать, но вздохнул и опустился на колено, — чертов закат… Я не вампир, риалта, я…

— Это ты убил Майкла?

— Он нарушил клятву…

— Я тебя ненавижу.

Пафос в собственных словах был неприятен, но сказать иначе не получилось.

— Мы пойдем, — Курт решительно начал пробираться к выходу из трубы.

Вильгельм засомневался было, но вышел следом.

— Ты уверен, что это не опасно?

— Не вопрос. Он сейчас мухи не обидит.

— Я не понял, — они пошли к “ситроену”, — это что, настоящий вампир?

— Да какой он вампир? — Курт махнул рукой. — Это Змей-под-Холмом, тот самый хозяин Черного Замка.

— Дьявол Лихтенштейна? — Вильгельм озадаченно хмыкнул. — Что ж он спекся так быстро?

— Плохое место, плохое время, — Курт потер запястье, — у каждого Кощея есть своя иголка, знаешь ли.

Он хлопнулся на переднее сиденье, жалея о том, что не курит.

— О каком Майкле шла речь?

— Понятия не имею.

— Интересно, — Вильгельм огляделся, — а где твой пистолет? Я помню, ты мне его отдал…

Чертыхнувшись, Курт выскочил из машины:

— Элис!

Очередь выстрелов прогрохотала гулко, с долгим тяжелым эхом. Стены дренажной трубы завибрировали от звукового удара.

Элис выбралась на поверхность, морщась и встряхивая головой. Молча протянула Курту оружие, но тот пробежал мимо, на каблуках скатился с насыпи, заглянул в темное жерло трубы.

Там было пусто. Только влажная грязь на дне светилась мягким серебряным светом.

Давно и далеко…

Свора белых псов с темно-красными ушами встретила Наэйра, спешащего к месту последнего боя князя. За собаками, трубя в рога как на охоте, вылетели на белых лошадях пышно разодетые всадники. Прекрасное Семейство — беззаботные рыцари Сияющей… принц убил первых из них прежде, чем они поняли, что затравили не оленя, а дракона. Сдаваться дети “прекрасного семейства” не умели, и пришлось дать им бой. Короткий бой…

Наэйр появился на холме в кипени сражения как раз вовремя, чтобы увидеть, как валится с седла князь, пронзенный сразу несколькими копьями. Как сабля в руке предателя наносит последний, уже ненужный удар.

Наверное, он сошел с ума. Что-то в сердце надорвалось, отдавшись болью по всему телу. Если бы мог он забыть себя, отдавшись боли, покориться ей, он убил бы всех: предателей и тех, кто верен, врагов и своих, выпил их кровь и отдал души своему сюзерену. Вскрикнув, Наэйр взвился в небеса, как комета прянув из Тварного мира прямо в реку времени, окружившую Лаэр.

Он вернулся назад.

Появился на холме в кипени сражения, чтобы увидеть, как валится с седла князь, пронзенный сразу несколькими копьями…

И снова вернулся. И снова. И возвращался опять и опять, сбившись со счета, в сотый раз, в тысячный?..

Сын Утра остановил его. Сам Люцифер — Светоносный. Поймал в ладони, как маленькую птицу.

— Что ты делаешь, Змей?! Остановись! Космос сходит с ума вместе с тобой.

Наэйр молча бился в живой клетке, не понимая, кто говорит с ним, не слыша, что ему говорят. Он хотел убивать, он не мог убивать — гибель смертных не позволила бы ему вернуться. Он хотел крови, и голод терзал все сильней.