Дмитрий Емец - Месть валькирий

– Вы его любите? – спросила Даф и тотчас усомнилась, что, рисуя человека в таком потешном виде, можно его любить.

Зозо пожала плечами.

– Он забавный, – сказала она.

– И все? Это же так мало! – удивилась Даф.

– Напротив, детка, это очень много! Это только в пятнадцать лет кажется, что мир огромный. Еще через пятнадцать лет понимаешь, что он маленький и тесный. Если прежде у тебя был выбор из миллионов комбинаций, то теперь раз-два, и по порядку номеров становись! – назидательно сказала Зозо.

– И вы бы вышли за него замуж? – не поверила Дафна.

В крови у нее все еще бурлил эдемский идеализм. Ее ужасало, что можно выходить замуж без любви.

– Ох, не знаю! Мужчины после тридцати ужасно не хотят жениться. А те, которые хотят, от этих лучше держаться подальше. Что-то с ними наверняка не так, – сказала Буслаева со знанием дела.

Решив, что пора прощаться, Даф встала, заглянула под стол, где мирно дрых Депресняк – состояние почти невероятное для этого беспокойного создания и заметила у ножки стула расческу из темного дерева с длинной закругленной ручкой.

– Вы уронили! – сказала она, протягивая ее Зозо.

Буслаева посмотрела.

– Это не моя. Эта – этой, – ответила она высокомерно.

– Этой – кого?

– Невесты Эдькиной.

– У него есть невеста? – удивилась Даф.

– Угу, ага... Лучше бы у него была квартира или работа.

– Она вам не нравится?

Зозо честно задумалась, двигая в раскисшей земле луковицу.

– Не знаю... Наверное, не нравится. Она какая-то ненастоящая, – заметила она.

– Как это?

Буслаева пошевелила пальцами, точно старалась ощупать некий трудноосязаемый предмет.

– Ну слишком идеальная. Таких людей не бывает. Она не ссорится со мной, не забывает в ванной на раковине свои шампуни и не грызет Эдьку, что у него нет ни копейки денег. Даже кариеса у нее нет. По мне лучше бы она курила и стряхивала пепел во все блюдца. Или на оптовом рынке работала. Или Даже в кошельке бы у меня рылась – все какая-то человеческая черта! – сказала она.

– Я ее ни разу не видела, – сказала Даф виновато.

– И правильно. Нечего там видеть! Она хоть и спокойная, но словно ждет чего-то. В глазах у нее напряжение, понимаешь? И Эдька тоже такой становится. И вообще – влюбленные, они не такие. Они орут друг на друга, кастрюлями швыряются. А эти спокойные, как крокодилы, – сказала Зозо.

– Кастрюлями не швыряются, а расчески роняют? – задумчиво спросила Даф.

– Получается, что да, – согласилась Зозо.

Дафна бездумно вертела в пальцах гребень. Случайно она коснулась его мелких резных узоров. В то же мгновение в сознание ее ворвалась тьма и заполнила его до краев. Даф сошла бы с ума, если бы не выработанный еще в Эдеме рефлекс. Не сопротивляясь тьме, она сделала сознание прозрачным и, позволив волне мрака прокатиться сквозь него, быстро захлопнула его границы. Брезгливо отброшенный гребень шевелился на полу, как живой. Депресняк кинулся на него и вцепился зубами, на несколько секунд загородив гребень от Даф худой мускулистой спиной. Дафна увидела лишь, как кот что-то встряхнул, ударил лапой и сразу отбросил. На полу у батареи лежала мертвая бугристая ящерица – одно из тех мерзких созданий, которыми мрак когда-то населил Среднее Подземье. Даф вспомнила, как называли эти создания в Эдеме: «Aere et aqua interdicti» (Отлученные от воздуха и воды. Парафраза римской юр. формулы.). Существа эти обладали врожденным даром мимикрии и активно шпионили для мрака в Верхнем Мире. Погибшая ящерица быстро исчезала. Твари Среднего Подземья даже после смерти умеют хранить свои тайны.

Голова у Даф продолжала кружиться. Слишком внезапным и коварным было нападение. Рассмотрев свой палец, Даф обнаружила след укуса. Значит, яд Aere et aqua interdicti у нее в крови. Нет, она не умрет, но защита ее нарушена. Несколько дней, пока кровь не очистится, ей следует быть осторожной. Она стала уязвимее, чем прежде.

– Я еще вернусь! – сказала Даф, наспех прощаясь.

Зозо благожелательно улыбнулась и съела бублик. Она ничего не заметила.

Через день после схватки Ирки с полуночной ведьмой вернулся Антигон. Вид у него был угнетенно-запойный, как всегда случалось после сладкого омерзения. В рыжих бакенбардах запуталась солома. На голове лихо сидело мексиканское сомбреро. Шея была замотана рваным женским чулком.

– Ты где был? – накинулась на него юная валькирия.

– Не помню. Я куда-то телепортировал и... – Антигон безнадежно махнул рукой.