Пол Андерсон - Дахут, дочь короля

Потом внезапный порыв:

— Ты хочешь провести здесь ночь?

Как много времени прошло с тех пор, когда они в последний раз делили ложе? Год, а то и больше. А может, два? В порыве страсти он осознал, как мало обращал на нее внимания. Просто то и дело слышал от одной из Девяти, что Ланарвилис отказалась от своей очереди спать с ним. Время от времени это случалось с каждой из них, по одной из бесчисленных причин. Они как-то решали эту проблему между собой, а потом тихо ставили его в известность. Когда он наносил визит в дом Ланарвилис, они обедали, разговаривали, но она намекала на недомогание. Он без особого разочарования соглашался. В том, чтобы вернуться во дворец и ночевать одному, были и приятные стороны, если он не решал разбудить еще кого-нибудь. Гвилвилис всегда готова была ему угодить, его желала Малдунилис, явно не отказались бы и Форсквилис с Тамбилис.

Ее взгляд и голос были все такими же спокойными…

— Ты тоже хочешь меня?

— Ну, мы же хотели еще раз обговорить это дело, а ты… ведь ты прекрасна. — Смотря на нее в лунном свете, он отчасти сказал правду.

Она закрыла глаза, полные слез, и пробормотала:

— Да, давай попробуем еще раз.

Окно они оставили незакрытым и незанавешенным. Лунный свет крапинками освещал смятое постельное белье и неодетые тела.

— Прости, — произнес он, — я думал, что это доставит тебе удовольствие.

— Я тоже надеялась, — ответила она. — Это не твоя вина.

Все-таки некоторое время он пытался ее возбудить, до тех пор, пока Телец не сдержался и не удовлетворил своего желания. Из-за постоянного воздержания для нее акт оказался болезненным.

— У нас был беспокойный день, — сказал он. — Может, завтра утром?

— Нет, лучше будем отсыпаться. Встреча будет долгой.

— И все же…

— Будем искренними перед Богами и перед самими собой — я постарела.

«Бодилис моложе всего на год или два! — мелькнуло у него в голове. — А она была бы мне рада».

— С Сореном ты испытала бы другое? — голос был словно не его.

Ланарвилис открыла глаза и села.

— Что ты сказал?

— Ничего-ничего, — отозвался он, тут же пожалев об этом. — Ты права, нам действительно следует поспать.

Он уловил холодность в ее голосе:

— Ты осмелился вообразить… будто я и он… могли совершить святотатство?..

— Нет, ни за что на свете, конечно же, никогда. Грациллоний тоже сел, перевел дух, положил ей руку на плечо.

— Мне следовало молчать. Я молчал много лет. Но кажется, я вижу и слышу лучше, чем ты представляешь. Вы любите друг друга.

Она уставилась на него сквозь подсвеченную луной тьму.

Он криво улыбнулся.

— Почему это должно меня возмущать? Боги соединили ваши судьбы еще до того, как я достиг Иса. Ты была мне верна. Это все, о чем может просить центурион.

— Ты все еще не перестаешь меня удивлять, — задумчиво сказала она.

— В самом деле, я не стану обижаться, если ты и он…

Ее охватил ужас. Она закрыла ему рот ладонью.

— Тихо! Ты почти богохульствуешь!

Как раз это его и не волновало. Он осознавал, как устал.

— Хорошо, больше не будем об этом говорить.

— Лучше не стоит. — Она легла. — Лучше попытаться заснуть. Сорен и я, мы оставили эти чувства позади. Для нас уже слишком поздно.

— Нет, — произнесла Кебан. — Не делай этого.

— Что? — Будик уронил руки с ее талии и отступил. — Опять?

— Прости, — печально ответила она. — Мне нехорошо.

Солдат уставился на свою жену. После нескольких дней полевых работ он пришел домой весь горя, сразу как Админию дали отпуск.

— В чем дело? Лихорадка, боль в животе, что? Кебан склонила голову.

— Мне нездоровится.

Будик рассматривал жену. Она стояла, ссутулившись; живот выпятился, желтоватая кожа на щеках обвисла, образовался двойной подбородок, но по сравнению с тем, какой она стала за последние четыре-пять лет, мало что изменилось. Не изменились ее грязные, исчесанные волосы, кисловатый запах немытого тела, испачканное платье, которому требовалась штопка. Хотя тело под ним, глаза и губы были все еще привлекательными, и об этом он помнил.

— Ты обычно не так уж слаба, — пробормотал он, — и в то же время тебе нездоровится. Тогда пойдем в постель. Много времени это не займет, а потом ты и отдохнешь.

— Нет, ну пожалуйста, — захныкала она. — Если б я только могла, но прошу тебя, не сегодня.

— Но почему?

Женщина собралась духом и возразила:

— А если меня вырвет в тот момент, когда ты будешь во мне? Прости, но меня тошнит, а твои запахи — твое дыхание, этот твой сыр, — может, завтра, дорогой?