Пол Андерсон - Выполненное задание

— Шшшш, дорогой, — она прижала свою большую гладкую ладонь к его губам и прильнула к нему. Туалетная вода, которой она всегда пользовалась, пахла непреодолимо сладко. — Я знаю. Но мы имеем в виду идеальное детство. Тебе необходимо научиться — глубоко-глубоко внутри себя — научиться любить. И быть любимым. Тогда ты снова будешь в порядке.

— Послушай, — сказал он; его раздражение росло в геометрической прогрессии, — предположим, что моя проблема состоит не в аутогенном неврозе или каком-нибудь другом ярлыке, который вы на меня повесили. Предположим, что это органическая шизофрения. Тогда причем здесь любовь, о которой вы все время мычите?

Бирди улыбнулась: ее терпение было безграничным.

— Любовь — это основное необходимое условие существования млекопитающих, — сказала она. — А мы относимся к млекопитающим. — Ее телосложение не оставляло на этот счет никаких сомнений. — Грудные младенцы в сиротских приютах умирают, потому что их не убаюкивают на руках. Если ты получил каплю любви, и этого оказалось недостаточно, то взрослея, ты чувствуешь голод по любви. Дефицит любви деформирует и истощает тебя так же, как это бывает в случае с рахитом. Этим мы здесь и занимаемся — даем тебе любовь, которая тебе необходима, чтобы ты был стройным и сильным.

Он вскочил.

— Я слышал это уже сотни раз, еще немного и меня просто стошнит! — закричал он. — А что ты скажешь насчет настоящего психоза?

— Ну, я думаю, он имеет отношение к метаболизму, — ответила Бирди. — Вернее, так думают ученые. Хотя я считаю, что любая болезнь такого рода начинается опять же таки из-за недостатка любви. Да разве ты сам так не считаешь?

— Я… я…

— В любом случае, — продолжила она, — шизофрения характеризуется потерей связи с окружающим миром. Ведь мы не можем рассчитывать на излечение без восстановления этой связи? Ты только хорошенько подумай, дорогой, и поймешь, что я права. А любовь — это мост, соединяющий любые пропасти.

Бейли так и подмывало выругаться, и желательно понецензурней. Но те ругательства, которые он мог вспомнить, были слишком слабыми. Бирди встала, откинула на спину свои светлые волосы и расстегнула платье.

— Я считаю, нам следовало бы снова заняться любовью, — сказала она жестко.

Он не очень этого хотел, но она настаивала — кроме того, чем, черт возьми, можно было еще заниматься? — поэтому они оказались в спальне. Только на этот раз он был ни на что не способен. Она была полна сочувствия, баюкала его в своих объятиях и пела колыбельную. Но, конечно, сначала ему было необходимо принять барбитурат.

Вероятно, именно эта мысль заставила его забеспокоиться. Черт возьми! Ведь со мной все в порядке, не считая того, что я уже сыт по горло всем этим…

Он вышел из ванной. Его костюм был не слишком свободного покроя, но был удобен и приятно оформлен. Крадучись, он прошел до окна гостиной и выглянул наружу. Окно было зарешечено, но только для того, чтобы пациент — если он вдруг окажется лунатиком — не поскользнулся; по крайней мере, так объяснили Бейли. Он имел полную свободу действий. Как только ему станет лучше, он получит разрешение уходить из клиники на выходные. А пока его могли навещать все кто угодно.

Вид, который открывался с двадцатого этажа самого высокого корпуса Медицинского Центра, поражал своими масштабами. Зелень парка Голден-Гейт простиралась до океана, который сверкал в солнечных лучах. Он мельком посмотрел на мост, парящий над входом в гавань, на воду, которая блестела, убегая к холмам восточного побережья. На чаек, на лодки, на корабли и на самолеты. В комнату врывался легкий морской ветерок — прохладный, пахнущий морем и приносящий с собой отдаленный шум транспорта.

Правда, этот шум был слишком далеким, приглушенным; и если не считать этого комплекса на холме — гордости Сан-Франциско — всюду были видны следы запущенности: то пустая витрина магазина, то полуразрушенный многоквартирный дом. Деловая жизнь города все больше деградировала, совсем как Уильям Бейли. Как социолог он имел возможность ознакомиться с любыми данными. У него не было сомнений. По крайней мере, никаких сомнений относительно причины такого упадка. Ведь если психические заболевания всех уровней — от некоторой эксцентричности до полного сумасшествия — приобретали характер эпидемии, и если государственная политика Соединенных Штатов состояла в такой чрезмерно щедрой заботе о жертвах психических расстройств, то каким-то образом следовало за это расплачиваться. Кроме того, налоги и инфляция со своими обычными побочными эффектами оказывали дополнительное негативное воздействие.