Андрей Марченко - Хранитель ключа

У двухэтажного дома остановились.

Все четверо спрыгнули с коней. При этом лязг случился такой, словно всадники обуты были в сапоги из стали.

Вчетвером же вбежали в дом. Лошадей оставили без присмотра, что по тем временам казалось немыслимым. Ведь конокрадов и цыган развелось на каждом углу. Уведут и клячу, и жеребца-сосунка.

Но нет — такая мысль могла возникнуть лишь у тех, кто не видел этих лошадей. Ясно — эти никого кроме своих хозяев не подпустят. Никому кроме этих черных всадников с конями не совладать.

Кони, как водиться, пряли ушами, рыли копытами мостовую. То и дело какой-то камень вылетал из своего места, словно выпущенный из пращи.

А от дыхания коней скоро вся улица оказалась затянута не то дымом, не то туманом.

Меж тем четверо поднялись по лестнице.

От удара рукой в перчатке слабенькая щеколда вылетела вместе с гвоздями.

Четверо, звеня ржавыми шпорами, вошли в маленькую комнату. В ней сразу стало тесно.

До появления четверых, в комнате уже находился человек. Он как раз что-то азартно писал на листе бумаге. Перо царапало лист, чернила летели во все стороны.

Нет, он не писал, он творил. Делал это талантливо и с выдумкой.

И вот его оборвали на полуслове.

Так порой, бывает: в человек громадного роста живет мелкий, суетливый человечишко. И если бы человек пишущий поднялся, то на голову оказался выше сегодняшних визитеров. Да вот беда — встать не мог, от страха подгибались ноги.

— Почему без стука? — и голос его был высоким, подстать человеку маленькому.

— Потому что никто нас в здравом уме не призовет. — ответил ему голос холодный, словно зимний ветер.

Хлад прошел дальше, к столу, встал рядом с автором. Из-за спины легко прочел слова, написанные каллиграфическим почерком:

— "Меж тем, должен сообщить Вам…" Ну вот, как и ожидалось. Вы снова пишите донос.

Хозяин кабинета сжался, как и всякий человек, пойманный за чем-то непристойным. До сего дня он жил по принципу — ни дня без доноса. Ему хотелось бы стать известным писателем, но пока лучше всего у него получались доносы. Весь мир иногда казался ему заговором. Создавалось впечатление, что в заговорщики в мире не приняли только одного человека — его самого.

— Кто вы такие? Какое ваше дело, до того, что я пишу? — завизжал доносчик. — Я работаю на благо общества, дабы оно…

— Молитва истинно верующего пробьет небеса. — сказал Мор. — Жалоба истинного клеветника будет взвешена. Ваше увлечение принято во внимание, оценено уже давно. Еще как-то мы могли смириться с вашими работами во времена суда почти справедливого, хотя это и портило жизнь людям относительно честным и практически невинным. Но грядут смутные времена, когда суд и расправа будут недолгими. И ваши доносы будут в этой чаше лишние.

— Я буду жаловаться! Я подам на вас в суд…

Мор покачал головой.

— Уже жаловаться ты не будешь. Ибо время суда — пришло… Все взвешено, отмеряно и сейчас будет отрезано…

— Да кто вы такие, черт вас дери? — не сдавался хозяин.

— Не поминай чертей — они скоро будут тут. Мы, можно сказать, последняя ступень цензуры.

Внезапно доносчик все понял. И голоса визитеров, и их странные одежды, и оружие в ножнах. Пока еще в ножнах.

Впрочем, нет, не убьют же они его прямо тут? Здесь и размахнуться саблей негде. А начнут выводить во двор, он и сбежит. Ну не может он умереть сегодня никак — столько планов на вечер. Может через годик или пять…

Но Хлад ударил кинжалом, вдруг выпрыгнувшим из рукава. Кровь легла рядом с чернилами.

— "Из того что написано, я больше всего люблю написанное кровью". - процитировал задумчиво Мор.

— Вычеркивай! — распорядился Глад.

Первым проснулся Евгений. Чувствовал: слишком рано, долго не подымался, чтоб не разбудить остальных. Пытался снова заснуть, но бессонница оказалась сильнее. И вроде бы хотелось спать, и не получалось… Аристархов достал из-под головы книжку без обложки, читал ее. Перевернув последнюю страницу, печально вздохнул, спрятал книгу назад.

Поднялся, прошел по полу босиком.

В доме было душно, жарко. Может, стоило бы открыть дверь, немного проветрить, но это значило бы выпустить тепло. На цыпочках подкрался к печке. Дрова прогорели, но от золы шел жар. Аристархов бросил туда веток, несколько поленьев. Прошло немного времени, и огонь воскрес из пепла. Затрещали дрова.