— Вот…
— Ух, ты! — захлопал глазами Мыкола. — Никогда таких здоровенных глечиков* (укр. кувшинов) не видел… Красивый, — но врожденная хозяйственность тут же взяла верх над эстетическим воспитанием. — Полный?
— Судя по весу, под пробку.
— А чего в нем?
— Я тебе что рентген? — возмутился я, продолжая играть взятую на себя роль. — Иди сюда, поможешь дотащить до нашего достархана. Там и исследуем: чего в него набухали?.. Очень надеюсь, что не оливковое масло?
— Почему? — не въехал прапорщик. — Оно ж страшенно дорогущее?
— Да? И кому ты его продавать собрался? Гоблинам?
— Тьфу, — сплюнул Швед. — Совсем запамятовал. Никак не могу привыкнуть, что я уже… того…
— Не знаю причем здесь японский адмирал* (*Хэйхатиро Того, один из адмиралов Японского флота во время русско-японской войны 1904–1905 гг.), — притворно возмущенно повысил я голос. — Но если ты, япона мать, не соизволишь переставлять свои ходули шибче, то я могу и уронить находку. Амфора тяжелая, а бревно округлое и скользкое.
Такого безобразия с пусть временно, пусть случайно, но уже вверенным имуществом прапорщик допустить не мог.
Вовремя. Уж не знаю, кто там, наверху решил в очередной раз подшутить, но мои ноги вдруг поехали вперед, словно я стоял не на лесной почве, а на зимнем катке или в луже масла на бетоне. И — если б не проворство Николая, вполне возможно, что хлебать вино нам пришлось бы прямиком из сруба. Утешало только, что колодец был неглубокий и пересох давно. Но, хвала спецназу, в лице его достойных представителей — обошлось легким испугом и громким матом.
Эммануил не подвел. Чтоб понять это, хватило сколупнуть печать. Никакого намека на дрожжи, а только густой запах винограда и… знойного лета.
— Вино? — оживился Николай. — Или духи?
Второй вариант он предложил менее воодушевленно, но и не так чтоб сильно опечаленно. Заморский парфюм, конечно, не 'Шипр' и не 'Тройной', ну так и мы — не Ален Делон. Плавали, знаем. Однажды, после суток проведенных под проливным дождем в одном х\б, только благодаря бритвенным принадлежностям избежали воспаления легких, вовремя прогрев организм изнутри 'Огуречным лосьоном'.
Так что нас голыми руками не это самое, не смутишь, как и отсутствием мелкой посуды. Душа меру знает. Даже если определенно имеется некий излишек, этих самых душ, в одном отдельно взятом индивидууме. И тем более, когда вина так много.
— Если душевно ранен,
если с тобой беда.
Ты ведь пойдешь не в баню.
Ты же придешь сюда…
— Ой, чий то кинь стойить? Що била грывонька…
— Где? — я попытался тоже узреть упомянутого Николаем коня, но в обозримом пространстве, кроме нас двоих и лежащей на боку амфоры не было никаких посторонних объектов. — Ты чего, Коля? Откуда ж здесь лошадям взяться? В этой Мрачной Роще? В лесу заколдованном?..
— В заповедном лесу, где трепещут осины… — сменил тему Швед.
— Где с дубов-колдунов, опадает листва, — согласился я с товарищем. — Зайцы в полночь траву, на поляне косили…
— Щэ нэ йдэ… — наставительно покивал пальцем Николай и прилег рядом с амфорой, присосавшись к горлышку, как к титьке.
Какое-то время я добродушно глядел на него, но потом гены, унаследованные от деда, активного борца против индивидуализма, возмутились и со словами: 'Э-э! Хорош! Оставь и мне глоточек', - я провел насильственную рокировку, и сам занял место у горлышка.
Процесс подготовки объекта до нужной кондиции, достаточной для подселения сознания переходил в завершающую фазу.
* * *
— Хорошо, что мы отключились раньше, чем успели все вылакать… — исполненный радостного оптимизма голос Шведа вернул меня к реальности. Вообще-то, мог и подождать. Призванная в мой сон его воспоминаниями, Анечка как раз согласилась исполнить стриптиз, с вполне возможным продолжением банкета. По горизонтали, четыре буквы… Тем боле, утро после попойки не то событие, приход которого хочется ускорить. Хотя, если отбросить эмоции и вычленить суть, то не все так плохо…
Я открыл глаза и, стараясь не делать резких движений, сел. Перестраховщик вы, батенька. Кроме вполне понятного и ожидаемого сушняка, никаких отрицательных ощущений не наблюдалось. Голова казалась, легкой и вполне вменяемой. Да, выдержанное вино, не бакалейная бормотуха.
— Так там почти тридцать литров было. Скажи, тебе приходилось когда-нибудь присаживаться к столу, имея три ведра вина на двоих?
Швед призадумался.
— Не-а. С ведром самогона — было однажды. С канистрой пива — тоже, а вот вина больше трехлитровой банки зараз никогда не получалось. У нас его тоже делают, да бабы прячут.
Читать дальше