Владимир Аренев - Круги на Земле

На коленях живым моторчиком работал кот.

Карабкались альпинисты.

— Не разумею, — вещал Ягор Василич. — Ты, Карасек, приехау зусим иншым. И размуляць навчыуся па-гарацкому, и ваабшчэ… Буццым не расли мы с табою разам, буццым выховывауся ты на зусим чужой планеце, у далеких краях…

— Да, — вздохнул дядя Юра, — может, Ягор, ты и прав. И что язык совсем позабыл, и что… одним словом, «воспитывался в чужих краях». Только знаешь, Ягор, по-другому ведь там нельзя. Город есть город, село есть село, и встретиться им никак… И мой «правильный язык», если хочешь, маскировка. Чтобы не смотрели как на аборигена с немытым лицом и шерстистыми ступнями…

Неожиданно Максу расхотелось спать. То есть, спать-то он хотел по-прежнему, но смотреть сны… Бр-р-р! А вдруг снова явится мохноногое существо /все образумится… то есть, я хотел сказать, образуется/ или даже водитель? Нет, Макс определенно не хотел спать.

А сон, как на зло, наваливался на мальчика всем телом, увесистый и плюшевый, хватал за веки, пытался склеить их одно с другим, попарно. Как Макс ни старался, время от времени глаза все же закрывались, и тогда он проваливался в пустоту, — чтобы через пару минут вынырнуть оттуда, вяло шевельнуться и рухнуть обратно.

Сколько длилась эта мука, Макс не знал. Просто в какой-то момент оказалось, что рядом стоит дядя Юра и легонько тормошит его: «Вставай, козаче, поедем к бабушке».

Мальчик поднялся с дивана (Шерхан долго не хотел слазить, пришлось ссаживать) и вслед за дядей вышел на крыльцо.

В темноте, пробитой несколькими лучами света, тарахтел невидимый мотор. Сонно вскрикнул петух, колокольчиком прозвенел над ухом комар, где-то вдалеке глухо всхрапнула корова.

Было свежо и странно стоять здесь, спиной к теплому дому, посреди незнакомого двора и слушать все эти звуки. Макс зевнул напоследок — сон вздрогнул, поежился и убежал в ночь.

— Ну вот, — сказал Юрий Николаевич, — сейчас поедем.

Он обнял племянника за плечи, потом подхватил здоровой рукой рюкзаки и отправился к тарахтевшему мотору. За домом стоял трактор «Беларусь», когда-то голубого, а теперь — неопределяемого цвета. В кабине сидел Ягор Василич; заметив гостей, он махнул рукой:

— Залазце. Паедзем да бабы Насци.

Хлопнули дверцей, включили мотор, поехали.

— Дзяржицесь, тут трохи разбита, — предупредил Ягор Василич, когда выбрались за ворота. — Далей будзе лягчэй.

«Ага, — сонно подумал Макс, — держимся. Главное, чтоб „далей“ было не так далеко». Он оглянулся посмотреть на дом и увидел детей, которые глядели им вслед. Потом Сашка начал закрывать ворота, трактор как раз повернул, и отсюда можно было рассмотреть только рожки антенны на крыше — сам дом пропал в темноте. «Как будто упал в воду и пошел ко дну… Ух, скорей бы уже добраться!..» И тут слева на дороге появилось кладбище. Сперва мальчик не понял, что за деревья такие торчат над низенькой металлической оградкой, а потом догадался: не деревья это — кресты. Крестов было не очень много, все одинаковые (или, может, просто показалось в темноте, что одинаковые).

Юрий Николаевич заметил, куда смотрит племянник, и улыбнулся:

— Вспоминаются разные вредные истории про оживших мертвецов, а?

Макс пожал плечами:

— Не-а. Это ж только дети верят в такую ерунду.

— У нас усе вераць, — неожиданно отозвался с водительского сидения Ягор Василич. Он кивнул на кладбище и сообщил: — Миж иншым, тут нават жыве прывидзенне, самае сапрауднае.

Дядя Юра засмеялся:

— Это ты про наши ночные приключения? Ну, то все несерьезно, сам знаешь.

— Я тольки знаю, што раз у год тут бачаць старую Верку Сердючыху. Коля з Хутаркоу разпавядау: сама бледная, разпатланая, в дранай сукенцы, ишла й зыркала на усе баки.

— Коля, наверное, после поллитры был — вот и привиделось, — отмахнулся Юрий Николаевич. — Что он вообще делал ночью под кладбищем?

— Я хиба сказау «ночью»? — удивился Ягор Василич. — Удзень ен бачыу яе, сярод яснага божага дня.

— И больше — никто не видел? Он один?

— А болей никога и не было! Адзин ен быу. А да яго, год назад, Сцепанида зустрачала. Такую ж самую, кажу ж табе. И таксама удзень.

— Сказки, — покачал головой Юрий Николаевич. Его оппонент вздохнул, мол, что с вами, городскими, говорить. Спор сам собой утих.

Кладбище уже проехали, трактор выруливал к черному лесу, разрезанному напополам полосой грунтовки. Грунтовка начиналась от перекрестка, к которому как раз приближался, покачиваясь и постанывая, «Беларусь». Забравшаяся на небо луна освещала дорогу, но в большей степени это делали фары трактора — из них тянулись во тьму два коротких желтых луча.