Роберт Асприн - Истории таверны «Распутный единорог»

Ему много и часто приходилось слышать о понятиях одновременности и повторяемости событий, о необходимости переосмысления Настоящего в свете Будущего, об алхимических законах всеобщей гармонии.

В те давно прошедшие времена, когда он был студентом-философом, а Сайма — еще невинной девушкой, он считал аксиомой, что высший разум, сознание, не поддается ограничению и контролю, в то время как все остальные явления в мире тесно переплетены и взаимосвязаны, и, таким образом, ничто не может существовать совершенно отдельно от другого, не может быть изолировано. И только лишь высший разум находится в особом положении.

Маги толкуют это иначе: присущее всем вещам в природе сознание они заставляют служить себе.

Ни в философии, ни в теологии, ни в тайнах черной и белой магии не мог Темпус найти ответы на мучившие его неразрешимые вопросы, и с разочарованием отошел от всего этого. Однако полученные им знания остались при нем.

Не очень принято у людей признавать тот факт, что каждая услуга требует вознаграждения. Необычная смерть является вознаграждением за не совсем обычную жизнь.

Ему отчаянно захотелось оказаться в Азеуре, в кругу семьи, и понять, что проснувшись, он очнулся от нечестивых снов…

Но вместо этого он пошел в притон Эмоли, публичный дом Сад Лилий. Не в силах противиться искушению, он продолжил размышления о том, что практически в любое время, в любом столетии, будь то даже золотой век, всегда были стоны и жалобы на судьбу, на тяготы жизни. И еще с античных времен известны многочисленные предсказания о том, что при желании практически любой человек, в любую эпоху, приняв за истину, что конец света вот-вот наступит, легко сможет оправдать наступление Апокалипсиса. Сам Темпус не разделял столь категоричное мнение, его волновало лишь то, что касалось его лично, как, например, то дело, которое ему сейчас предстояло.

Появившись у Эмоли, он сразу заметил Ганса-воришку, развалившегося в обнимку с двумя сидящими у него на коленях — по одной на каждом — девицами.

— Эй! — махнул тот ему рукой. — У меня тут есть кое-что для тебя. — Стряхнув с колен девиц, он поднялся на ноги, при этом оружие всех видов, которым он был обвешан, мелодично звякнуло. Не отходившие от него шлюхи, широко раскрыв глаза, уставились на Темпуса, одна из них, жалобно захныкав, прижалась к бедру Шедоуспана.

— Ключ от комнаты, — ни к кому конкретно не обращаясь, бросил Темпус и протянул руку. И получил его из рук консьержки.

— Ганс?

— Иду!

— Один!

— Ты не в моем вкусе! — насупившись сказал вор.

— Я отниму у тебя всего одну минуту. Затем весь вечер в твоем распоряжении.

Темпус взглянул на ключ и направился к лестнице, ведущей к комнате с номером, указанном на бирке. У себя за спиной он слышал легкие шаги поднимающегося следом за ним Шедоуспана.

После того как состоялся деловой обмен, вор ушел, вполне удовлетворенный как самим вознаграждением, так и чаевыми. Однако у него не было уверенности в том, что Темпус в полной мере оценил тот риск, которому он подвергал себя, а также в том, что он извлек максимум выгоды из их сделки.

В этот момент он увидел женщину, которую только что обокрал, и быстренько, пока она не заметила его и не устроила сцену, прошел с девицами в ближайшую комнату, хотя и не в ту, что наметил раньше. Услышав, как она прошла мимо и остановилась у дверей, за которыми ждал ее этот верзила цербер, он нанес «упреждающий удар», зажав ей рот своей рукой, после чего кубарем скатился по лестнице, благоразумно решив потратить свои деньги где-нибудь в другом месте.

Останься там, он, возможно, узнал бы, чего на самом деле стоили бриллиантовые булавки. Может быть, узнал бы и то, что же так беспокоило этого заносчивого, угрюмого наемника, обычно легко несущего свое большое тело, а сейчас казавшегося отяжелевшим и глубоко подавленным. Или, возможно, смог бы понять смысл его загадочных слов, сказанных на прощанье:

— Я мог бы помочь тебе, парень, — рокотал голос Темпуса, — но только в том случае, если бы встретился с тобой намного раньше, или же, если бы ты любил лошадей. Ты оказал мне огромную услугу, гораздо большую, чем ты себе представляешь. Я редко бываю в долгу у кого-либо, но у тебя я в долгу, и ты в любой момент можешь рассчитывать на меня.

— Ты хорошо заплатил мне, цербер, и я доволен.

Ганс был несколько озадачен и смущен, оттого что тот испытывал такую необыкновенную слабость, которую трудно было даже себе представить. Увидев затем, как цербер выуживает свою заветную коробочку с порошком, он подумал, что кое-что ему стало ясно.