Роберт Асприн: Сезон штормов

Забравшись в заросли, Джабал немного расслабился. Изнуренный, он приник головой к земле. Клинок выскользнул из ножен, и Джабал накрыл его локтем, чтобы сталь не сверкала в темноте. Словно охваченный лихорадкой, он заставил себя дышать носом, пытаясь успокоиться и восстановить дыхание. Вдох. Рывок. Пауза.

К дереву, у которого еще совсем недавно лежал раненый, приблизились две фигуры, выделявшиеся даже на фоне ночи своей чернотой.

— Ну и что? — раздался в темноте громкий голос. — Где пациент? Я не умею лечить призраков.

— Могу поклясться, что он был здесь!

Джабал улыбнулся, ослабив пальцы на кинжале. Второй голос не узнать было невозможно: он слышал его каждый день уже много лет.

— Ты так и не стал воином, Салиман, — окликнул его Джабал, приподнявшись на локте. — Я уже не раз говорил тебе, что ты поймешь, где засада, лишь когда угодишь в нее.

Голос был до того слабым и измученным, что Джабал едва услышал его сам. Тем не менее обе фигуры немедленно поспешили к зарослям. Немного привстав, Джабал взмахнул было рукой, чтобы их успокоить, но вдруг его лицо резко посуровело.

— Вы опоздали, — обвиняюще промолвил он.

— Мы добрались бы быстрее, — поспешил Салиман с ответом, — но лекарь настоял на том, чтобы остановиться и выкопать кое-какие растения.

— Есть лекарства, которые действуют эффективнее, когда они свежие, — назидательно проговорил Альтен Сталвиг, подходя к Джабалу, — а исходя из того, что я узнал… — Он вдруг умолк, разглядывая примятые травы. — Кстати, о растениях, — пробормотал лекарь, — знаешь ли ты, что лежишь в траве, которая выделяет сок, вызывающий зуд и покраснение кожи? Могут даже появиться язвы.

По какой-то причине скрытая ирония тронула работорговца, и он расхохотался в первый раз с тех пор, как Священный Союз совершил нападение на его поместье.

— Я думаю, целитель, — вымолвил он, унимая смех, — что сейчас у меня есть куда более важные проблемы, чем чесотка. — Усталость и боль взяли над ним верх, и Джабал потерял сознание.

Его окружала не темнота ночи, а куда более глубокая тьма камеры.

Они напали на него из темноты, невидимые враги с блистающими кинжалами, и перебили ему колени, пока Джабал отчаянно пытался сопротивляться. Всего один-единственный раз исторгся из его груди громкий крик, когда он попытался подтянуть ноги к груди. Но нечто очень сильное держало его, пока мучители делали свое дело. Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, Джабал бессильно свесил голову набок, дав ход нелепым и бессвязным мыслям. В конечном итоге его сознание скользнуло туда, где нет боли, где вообще не чувствуешь ничего.

Мир медленно возвращался к нему, так медленно, что ему пришлось дать бой своему разуму в попытке отличить, где сон, а где явь. Он лежал в комнате.., нет, в хижине. Едва чадила свечка в углу, а через дверной проем внутрь лился солнечный свет.

Джабал в мокрой, покоробившейся от пота одежде лежал на грязном полу. Его ноги от бедер до икр были обмотаны бинтами, аккуратно обмотаны, ибо они потеряли всякую подвижность и держались ровно лишь благодаря перевязке.

Альтен Сталвиг, известный лекарь Санктуария, склонился над ним, загородив солнце.

— Ты проснулся. Это хорошо, — пробормотал он. — Похоже, наконец-то я смогу завершить лечение и отправлюсь домой. Знаешь, ты только второй черный, с которым мне приходилось иметь дело. Тот, другой, умер.

— Салиман! — хрипло позвал Джабал.

— Он снаружи, приводит себя в порядок.. Знаешь, а ведь ты здорово недооцениваешь его. Воин он или нет, однако он сумел заставить меня воздержаться от более благоразумного решения.

Он сказал, что вспорет мне живот, если я не останусь здесь, пока ты не придешь в сознание.

— Салиман?! — слабо рассмеялся Джабал. — Лекарь, он взял тебя на испуг. Он в жизни никого не убил. Далеко не все те, кто служит мне, головорезы.

— Я поверил ему, — мрачно отозвался целитель, — и верю до сих пор.

— И правильно делаешь, — отозвался с порога Салиман.

В одной руке он нес облупившийся глиняный горшочек без ручки, который держал так, словно боялся расплескать жидкость, а в другой держал кинжал Джабала.

Джабал попытался привстать, чтобы поприветствовать своего помощника, и обнаружил, что его руки к чему-то привязаны.

Склонившись над раненым, Салиман ножом перерезал путы на его руках, а потом передал ему горшочек, наполовину наполненный отваром. Отвар был мутноватым, в нем плавали какие-то веточки и трава. Горящий точно в лихорадке Джабал, сморщившись, выпил его и тут же почувствовал облегчение.