Роберт Асприн - Душа города

Вокруг занимался тусклый день, который под стать его настроению смешал в себе утратившие силу черное и белое, добро и зло.

Темпуса заботил факт, что Трес выглядел нервным, расстроенным и обливался потом, Темпус даже решил поехать по боковой улочке, надеясь, что там будет меньше пыли, поскольку знал, что пыль эта и есть настоящая чума, ведь каждая ее частичка являла собой остановки уничтоженных Сфер нисийского Могущества, магический талисман крохотного размера.

Темпус не мог даже и помыслить, что должен ждать Санктуарий от этого плаща из пылинок нисийской магии, которые летали по всему городу.

Увидев, что невдалеке от него, в тенистой аллее повстанцы из НФОС сражаются с ранканскими солдатами, Темпус немедля обнажил свой меч, решив, что сейчас как раз этого ему и не хватает.

Уличные бандиты, безусловно, не могли тягаться с ним, с человеком, который не мог умереть и регенерировал ткани, но, учитывая их количество, бой обещал быть честным, ведь четверо ранканцев противостояли не менее чем тридцати бандитам, пытаясь защитить от них какую-то женщину с ребенком.

Из толпы послышались крики, а Трес, встав на дыбы и издав боевой клич, поскакал вниз по аллее.

— Отдайте ее нам, это все она натворила! — прохрипел кто-то из нападавших.

— Правильно! — пронзительно завизжала какая-то женщина. — Отродье С'данзо! Это она выносила в чреве приятеля для игр Сына Бури! Эти чертовы С'данзо лишили нас солнца и повернули против нас проклятье богов!

Прозвучал и третий голос, мрачный, умело чувствующий настроение толпы, который Темпус не мог не узнать:

— Уэлгрин, отдай ее нам и можешь идти со своими парнями на все четыре стороны. Сегодня мы убиваем только ведьм и ведьмино отродье!

— Придержи язык, Зип, — отозвался один из ранканцев. — Тебе придется отбить ее у нас, но вы рискуете заплатить за это своими жизнями — уж ты-то точно, я тебе обещаю.

Темпус понял, что одним из ранканцев был капитан гарнизона Уэлгрин, и по обрывкам разговора сообразил, что на сей раз предметом традиционной уличной разборки в Санктуарии стала сестра блондина Иллира.

Стоявшие в арьергарде нападавшие заметили Треса, и толпа распалась на части, хотя и не рассосалась.

В Темпуса полетели камни, горшки из-под вина, глиняные тарелки для хлеба и несколько дротиков.

Кто-то выстрелил в него из арбалета, но Темпус на лету схватил крашенную синькой стрелу, направленную в его сердце.

Тресу засветили помидором между глаз. Жеребец видел, как тот летел, но даже не стал пригибаться, а лишь повел ушами, точно прислушиваясь к толпе. В конце концов, он ведь был боевым конем.

Такое поведение толпы показалось Темпусу непочтительным, но он решил для начала ограничиться запугиванием. Держа левой рукой поводья, Темпус поднял над головой перехваченную в нескольких дюймах от сердца стрелу и, что делал весьма редко, явил толпе свою сверхчеловеческую сущность. Поднявшись в стременах, Риддлер разломил стрелу пополам, точно соломинку, и прорычал своим могучим командным голосом:

— Эй, Зип, немедленно прикажи своим бандитам разойтись, или будете иметь дело со мной, с тем, кто будет преследовать вас до самой смерти, а для некоторых моя ярость перейдет по наследству и на потомков.

Зип отозвался ему из тени, в которой все бледные лица выглядели одинаково, а смуглого риггли разглядеть было практически невозможно:

— Попробуй возьми меня, Темпус. Твоей дочке это уже удалось.

Темпус так и поступил, хотя и сделал он это не раньше, чем толпа ринулась вперед, прижав четверку солдат и женщину к стене.

Темпус направил коня в толпу, обнажил свой меч с рукояткой из акульей кожи и принялся рубить направо и налево, сея смерть. Сознание умолкло после того, как Темпус предупредил бандитов, так что жажду крови в нем теперь не сдерживало ничто. Повстанцы валились под его мечом, точно колосья под серпом жнеца, ибо этот меч был освящен богом войны в бесчисленных битвах и был омыт кровью огромного количества людей.

Но когда толпа наконец-то начала разбегаться и больше никто не хватался за его седло, не пытался укусить его или выколоть лошади глаза палкой, когда обладатели кухонных ножей рванули в разные стороны, Темпус понял, что спасение пришло слишком поздно.

Нет, Уэлгрин, с лицом, осунувшимся до такой степени, что Темпус узнал его только по светлым кудрям, остался жив, поскольку был ближе всех к Иллире, провидице С'данзо, которой следовало бы предвидеть все, и он закрывал ее своим телом. Увы, трое других солдат были мертвы: одному проломили череп, второго удушили, а третьего разорвали на куски.