Роберт Асприн - Душа города

— Он поймал его в ловушку, — объяснила Шупансея, показывая принцу, как посылаемые Буреносцем молнии не давали дьявольскому огню переменить положение. — Они будут биться до тех пор, пока Буреносец не уничтожит демона.

Принц не мог отвести глаз от странного действа. Узнав от Шупансеи, в чем дело, он только теперь заметил, как колеблется всякий раз колонна, когда выбрасывает очередную спираль навстречу молниям. Он даже придержал руку бейсы, когда та решила закрыть ставни.

— Конец неизбежен, — заверила принца Шупансея, крепко обнимая его.

В окно полетели частички пепла. Из глаз Кадакитиса потекли слезы.

— Хочу увидеть, будет ли начало.

— Начало здесь, — объявила Шупансея, задергивая занавески и увлекая принца к постели.

Дующий из гавани вонючий ветер нес с собой смерть. Это почувствовал даже тресский жеребец Темпуса, когда конь и всадник направлялись по Главной дороге к верфи, в сторону покачивающегося невдалеке на якоре императорского корабля.

Фыркая, Трес грациозно летел по мостовой, высекая копытами искорки из старинного булыжника, которые вились вокруг ног жеребца подобно насекомым, а потом исчезали в клубах дыма, который плыл к морю от сиявшего между небом и развалинами дома Пелеса огненного столпа. Адские пылинки вились вокруг одежды Темпуса и больно жалили его, касаясь обнаженных ног и рук. Пылинки танцевали подле ноздрей жеребца, и Трес, обладавший большим разумом, чем многие из обитателей Мира Воров, наклонял голову ниже, чтобы не вдыхать эту адскую пыль, которая вспыхивала искрами и, подобно горячим иглам, вонзалась в его бока.

Адская пыль меньше всего волновала Темпуса этим тусклым утром, ибо солнце предпочло спрятаться от битвы между небом и землей. На самом деле солнце, как обычно, встало в урочный час над горизонтом и осветило простертую в небо огненную колонну и грозовые облака, из которых вылетали молнии, но очень быстро облака, огонь и молнии скрыли его. От дома Пелеса поднималось пламя, а разъяренные небеса с одинаковой яростью хлестали по ведьмам и вырвавшимся из Ада демонам.

Именно отсутствие утра и нехватка природного света больше всего занимали сейчас Темпуса, человека, который привык по полочкам раскладывать знамения и был слишком хорошо знаком с психологией небожителей. Темпус направлялся на встречу с Тероном, которому помог сесть на императорский трон, и Верховным жрецом Вашанки Брахисом. А в городе по-прежнему бушевала война и царил хаос.

Даже Трес своим поведением недвусмысленно показывал, что с задачей водворить спокойствие и порядок в Санктуарии, пусть даже всего на один день, Темпус не справился.

Не многие решились бы в подобной ситуации взять на себя ответственность, возложив неудачу на наличие в Санктуарии всех наивозможнейших видов греха, но Темпус сделал это почти с радостью, ибо его мрачное пророчество касательно города и не любимых им людей исполнилось.

Он был по-настоящему тронут унынием Треса, ведь животные чисты и честны в сравнении с лживой и пронырливой человеческой расой. Да, возможно, это не по его вине (Крит был в этом уверен) Стратон угодил в самое пекло восстания и не то погиб, не то находился в плену, и это не Темпус по кличке Риддлер посодействовал тому, что Нико превратился в игрушку в руках демонов и злобных ведьм. Вполне вероятно, что это не Темпус явился первопричиной того, что его собственную дочь Каму разыскивали пасынки и дворцовая стража как смутьянку и убийцу, тем самым создав пропасть в отношениях между Третьим отрядом и всеми остальными частями в городе, и если Каму казнят, то никаким дипломатам не навести потом мосты через эту пропасть.

Пожалуй, не было смысла записывать на его счет и тот факт, что член Священного Союза Рэндал, единственный маг, которому доверял Темпус, ныне сжег дотла все свои силы, и то, что Нико теперь беспомощно глядел на огненный столп, в котором горел Джанни, некогда партнер Нико, принесший Темпусу клятву верности. И разве он один был в ответе за то, что Джюсан лишилась всех способностей Дочери Пены и превратилась в простую женщину, или за то, что его собственный сын Гискурас глядел на него с ужасом в глазах и даже всякий раз пытался защитить своего побратима Артона от отца, когда тот ненадолго заходил в детскую.

Да, вполне возможно, что именно он послужил первоосновой и катализатором всего насилия в городе, как утверждал Молин Факельщик, этот нисийский стервятник в ранканском обличье, ведь именно таким было его проклятие: привычка, как считал все тот же Молин, или же проявление ревности богов, или результат чуждой магии. Он не знал и знать не хотел о том, что хорошо, а что плохо.