Виталий Романов: Дай мне силы

"Тридцатьчетверка" выскакивает из плотного дыма, ныряет в балку, сбоку обходя линию движущихся вперед немецких танков. Что-то кричит командир батальона…

— Патрррон! — этот вопль заглушает все звуки. Он будет приходить потом во сне… Точно. Грохот. По колену. Больно. Гильза со звоном скачет по металлу. Не прокашляться… Дайте выдохнуть. Николай перегибается в поясе…

Из дыма выползает черная тень, вся размалеванная серыми и зелеными полосами.

Время останавливается. Николай тянет на себя рычаги, но машина замерла, как в вязком желе. Он успевает разглядеть "Пантеру" во всех деталях: медленно, очень медленно вращающиеся гусеницы, невероятно длинный ствол, огромный зрачок коробки дульного тормоза. Черный тоннель, из которого растет огненный цветок…

"Правый фрикцион — стоп!" — командует Николай Светлов себе, как на тренировках в школе механиков-водителей. И ему хочется верить, что все получится. Так было всегда. Но время оживает.

— Патрр… — и барабанные перепонки лопаются. Кажется, вместе с мозгом. Что-то липкое на лице, на руках, на глазах — под веками. Внутри. Не вздохнуть. Не посмотреть. Не закричать… Двигатель еще работает. Руки на приводах.

"Тридцатьчетверка" с бортовым "семь-семь" прорывает пелену черной копоти, тяжелый немецкий танк где-то впереди… Николай раздирает веки, ищет "Пантеру".

Но уже некому крикнуть "Патрон!" Сашка-Сашка? Чья же эта кровь на лице? Твоя ли?

Или всех, кто не доживет до конца? Руки работают на автомате, отдельно от умирающего мозга, которому уже открылся сияющий тоннель в небо. Правый фрикцион — стоп! Оба — вперед, до упора!!! Пылающий танк с мертвым экипажем врезается в борт с зелено-серыми разводами, как раз рядом с черным крестом. Пламя! Кажется, это был взрыв. Кажется, его не слышно…

Николай все быстрее и быстрее скользит по светящемуся коридору, подчиняясь голосу. Он вслушивается в мелодию незнакомого языка, бессильно пытаясь угадать слова. Их по-прежнему не разобрать, хотя он знает — еще немного и смысл станет понятен…

"Бог мой! — приходит запоздалая мысль. — Так это было на самом деле… Со мной". Он не успевает удивиться. Далеко внизу остается серая от пепла, горящая земля, коробки танков, яркие бутоны разрывов. Омут. Черный омут.

И — сразу — ослепительное солнце над головой. Совсем рядом, кажется, стоит лишь высунуть за окно руку — и можно ухватить его за тонкий луч. Жарко, как жарко… Башня огромного замка вознеслась над землей, почти доставая небо. Так высоко, что ее видно издалека и в обычные дни. А сейчас столб черного дыма заметен даже от моря, на котором так и не успела побывать девочка Села, слишком рано повзрослевшая и ставшая королевой. Черная тень башни перечеркнула пополам горящий внизу город. Оттуда уже не слышно криков. Когда-то прадедушка Селы держал маленькую девочку на руках и гордо рассказывал, что крепость — символ могущества — сохранит город от беды. Прадедушка верил, что род Селы просуществует тысячи лет. Она так любила эту сказку. Здесь, в башне, прикасающейся к солнцу, все земное теряет смысл… Ах, как давно это было. Уже нет в живых ни прадедушки, ни дедушки, ни даже отца. А Тулон не успеет вернуться… Ему останется лишь черный, залитый кровью город. И остатки сгоревшего замка.

Отсюда, сверху, все представляется другим. Даже маленькие фигурки, снующие с оружием в руках по пылающему городу, не выглядят страшными. Но Села знает, что их надо бояться. Им нужен сын, ее малыш. Будущий правитель этих земель, законный правитель. Его ищут по всему городу, кто-то пустил слух, что малыша нет в башне.

Королева Села теперь не страшна черным фигуркам. Даже преданные воины, которые умрут на лестницах, но не пропустят наверх врага, не защитят королеву от жаркого огня. Пламя уже лижет подножие башни, ползет по переходам, поднимаясь все выше.

Его не остановят мечи и арбалеты. Оно будет отнимать у воинов Селы ступеньку за ступенькой, этаж за этажом, и все, кто в башне, погибнут. А черным фигуркам всего лишь нужно знать, что маленький повелитель умрет вместе со своей матерью.

Взять приступом эту башню не удавалось никому. Кроме огня. Но Села не боится пламени. Она почти не слышит страшных криков солдат, отступающих шаг за шагом, сгорающих в огне, но пока еще удерживающих то, что предки королевы считали символом вечности. Села — у одного из окон, пристально вглядываясь в зеленую чащу. Королева ждет сигнала. Верные люди вывели ее сына из города, подземным ходом. Они спрячут малыша в надежном месте, позаботятся о нем, передадут в руки отца, если тот вернется. Или будут рядом, пока малыш не окрепнет. Воины, дававшие клятву верности королеве, расскажут потом Зуру, как умирала его мать.