Танит Ли - Повелитель гроз

— Это мальчик. Сын, — выговорила Ломандра, закрыла глаза, и на ее окровавленные руки закапали слезы.

Врач поспешил во Дворец Мира с первым прохладным вздохом зарождающегося дня.

Из-за колонн, точно призрак в черных одеждах, возникла женщина. Он не сразу узнал в ней главную придворную даму королевы. Его брови сошлись на переносице в ожидании плохих новостей — какая-то безмозглая служанка не передала сообщение вовремя, и теперь он опасался самого худшего.

— Она мертва? — спросил он.

— Нет.

— Значит, роды еще не закончились? Может, мне удастся спасти ребенка. Быстрее!

— Ребенок уже появился на свет. Живой.

Врач осознал, что его рука, словно наделенная собственной волей, сделала древний охранительный жест, а сам он, не веря ушам, потрясенно смотрит в лицо заравийки.

Щелчком пальцев Вал-Мала отпустила служанок, и Ломандра осталась с ней наедине.

Тело королевы было огромным, раздувшимся, утратившим последние следы былой красоты, и это делало ее еще более невыносимой. Даже Ломандре, которая слишком устала, что бы бояться, стало страшно при взгляде на нее.

— Ты пришла с какими-то новостями, Ломандра. С какими?

— И мать и дитя живы, — хрипло сказала заравийка.

Отечное лицо Вал-Малы перекосило злобной гримасой.

— Ты являешься ко мне и смеешь заявить, что они живы. Ты имеешь наглость заявить, что была там, и они остались в живых, оба? После того как эта ведьма послала змею, чтобы я лишилась ребенка?! Да поглотят тебя черные преисподние Эарла, безмозглая сука!

У Ломандры отчаянно заколотилось сердце. Она встретила мечущий молнии взгляд Вал-Малы со всей твердостью, на какую была способна.

— А что я могла сделать, мадам?

— Сделать? Во имя богов Дорфара, ты что, совсем не соображаешь? Слушай меня, Ломандра, и слушай внимательно. Ты вернешься во Дворец Мира и дождешься, когда врач уйдет от нее. Да не трясись ты! Можешь не беспокоиться о девке, я беру ее на себя. Просто позаботься, чтобы ее щенок незаметно задохнулся в своих подушках. Там и делать-то нечего.

Ломандра молча смотрела на нее, и вся кровь отхлынула от ее лица.

— Я уже начинаю задумываться о том, можно ли доверять тебе, Ломандра. В таком случае я потребую от тебя доказательства, что поручение выполнено. — Королева откинулась на спинку кресла, ее лицо стало совершенно непроницаемым. Ломандра пришла в полное отчаяние, почувствовав, что в ее хозяйке не осталось абсолютно ничего человеческого и разумного и она говорит скорее с дьяволицей из ада.

— Принеси мне мизинец с его левой руки, — велела Вал-Мала. — Вижу, эта задача тебе еще менее по вкусу, чем первая. Считай ее наказанием за твою нерешительность. Полагаю, ты понимаешь, что с тобой будет в противном случае. Только попробуй не подчиниться мне — и проживешь остаток жизни с таким разнообразием шрамов на теле, какое только сможет изобрести мой палач. А теперь иди и делай то, что тебе приказано.

Ломандра развернулась и вышла, разом превратившись в дряхлую старуху, с трудом отдавая себе отчет в своих действиях. Она испытала вялое удивление, когда очутилась у занавеса, отгораживающего комнату Ашне'е, но не смогла вспомнить, как оказалась там.

Ребенок спал в колыбельке рядом с кроватью матери, она, казалось, тоже спала, а врач уже ушел. Ломандра подошла к колыбельке и остановилась, глядя в нее ничего не видящими красными глазами. Ее рука потянулась к краю подушки. Просто, это должно быть так просто. Подушка на полдюйма выскользнула из-под головы спящего ребенка.

— Ломандра. — Она мгновенно обернулась. Распахнутые глаза девушки смотрели прямо на нее. — Что ты делаешь, Ломандра?

Заравийка почувствовала, как что-то непреодолимое сковало ее волю, принуждая ответить.

— Королева… Королева приказала мне задушить твоего сына. И в доказательство того, что я исполнила ее желание, она хочет получить мизинец его левой руки.

— Дай мне ребенка, — велела Ашне'е. — Там, на столе, врач оставил снотворный сбор в черной склянке. Принеси мне его.

Ломандра повиновалась, двигаясь как бездушное создание. Ашне'е взяла младенца на руки, обнажила грудь и, прежде чем вложить сосок в ротик ребенка, капнула на него темной жидкостью.

— Теперь подай нож, — сказала она.

Никогда в жизни Ломандра не видела столь непоколебимой безжалостности. Рядом с этим злоба Вал-Малы была не более чем пригоршней пыли.

Заравийке казалось, что она — всего лишь кукла, выполняющая указания Ашне'е, и невидимый кукловод заставляет ее двигаться, дергая за серебряные ниточки.