Валентин Юрьев - Паучий Замок

Наверху остаётся Пашка, который отвязал всё и оставил себе одну веревку, которая не привязана, а просто накинута на булыган. Вот и он внизу, остаётся только потянуть за любой конец этой верёвки, и второй побежит сначала вверх, огибая камень, а потом сам упадёт к ногам, так всегда и делается.

Только что-то не так у друга. Мишка краешком глаза видит рывки, которых не должно быть, и, зная Пашкину резкость, вскакивает. Раз!.. Другой!.. Застряла!

- Все - вон отсюда!!! Верт - корзина!!! Воон!! Пошли!! Да бросьте всё, тьма вас забери!!!

Камень шевельнулся. Целый день он висел, монолитом, заговоренный юным кудесником, и лишь в самом конце решил показать характер. Теперь, если на скользкой горке он наберёт скорость, то неизвестно, куда полетит он сам, или его осколки!

- Пашка! Чёррт! Брось её!

- Застряла, гадина! Узлы одни!

- Пашка, камень!!! Камень!! Бросааай!!

Светильник на камне теперь похож на маяк, он раскачивается вместе со своим постаментом, и свет мечется по пещере. Пашка замер, не зная, что делать, потому что бежать ему надо не туда, куда полетит смертельная опасность, а в другую сторону, вот только булыган пока только раскачивается. Куда его понесёт?

Наконец, как будто решившись на смелый поступок, серая громадина тихо сползает к первой ступени, сбрасывает с себя сразу погасший светильник и с громкими ударами скачет, всё убыстряясь. Теперь Пашке всё ясно и он бежит в сторону от опасной лестницы, почти к самому обрыву.

Мишка уже готов пытаться толкать смертельно опасный таран в сторону от своих друзей или лишать его веса, чтобы сбить этот непредвиденный разгон, понимая всю бесполезность этих усилий, когда неожиданно массивный снаряд при очередном скачке вдруг сам перемалывает ступени и проваливается внутрь пирамиды, ломая её вдребезги не хуже лапы зверя.

Сильный удар звуковой волной проходит по пещере и все замирают, ожидая, что вот сейчас, на глазах, разрушится и повалится кучкой кубиков вся хлипкая конструкция здания замка. Но ничего не происходит, только облако пыли зависает над местом падения. Подходит Пашка, так и не бросивший свою верёвку, живой и очень перепуганный и все бредут в лагерь, прихватив амуницию.

Торжественность момента скомкана окончательно. На мешке с едой сидит Шустрый Мыш и что-то жуёт. Добрался всё-таки! Его беззлобно отгоняют в сторону, разводят огонь, по рукам вместе с горячей едой начинает переползать чей-то контрабандный бардачок с согревающим, и у Мишки нет уже никаких сил, чтобы сказать хоть слово нарушителям сухого закона.

Он и сам прикладывается, чувствует, как течёт внутри него огненная непривычная река и совершенно несвоевременный поток горяченных слёз прорывает плотину, накопившуюся за эти дни, как пробку вышибая из командира всю его внешнюю уверенность и он становится тем, кем были они, эти мальчишки, позавчера, услышав страшный рёв над ухом.

Обычным пацаном, своим в доску! И ни у кого нет ни малейшей мысли о слабости и недостойности, наоборот, Мишкины слёзы размывают разницу между ними, невольно образовавшуюся в дни приключений и склеивают маленький отряд в единый кулачище такой силы, что каждый сейчас готов отдать всё за своего!

И за командира, и друг за друга и за странного, неусидчивого принца, которому тесно во дворце, и за эту девчонку, прижавшую их всхлипывающего командира к себе, как маленького.

А Мишка плакал не только за уходящие страхи. Со слезами стремительно уходило его недогулянное детство, оборванное невероятным перелётом, а ещё он уже увидел, как по тропам через перевал уйдёт к своим родным его первая любовь, и ничего тут не поделаешь, жизнь завертит его приключениями, которыми уже и так в избытке наградила его эта странная планета.

А что там, впереди?