Если прикрыть глаза, можно не смотреть на дурацкое архитектурное излишество и представить, что ты в Дарре. Правда, деревья здесь неправильные — слишком тонкие и высокие и слишком далеко отстоящие друг от друга. В моих краях леса — густые, влажные и темные, как семейные тайны. Стволы оплетают лианы, а в листве и в траве кишат странные и пугливые существа. Однако звуки и запахи весьма похожи. Я стояла, вдыхала и вслушивалась, пытаясь унять тоску по дому. Но тут рядом со мной зазвучали голоса, и наваждение рассеялось.
И рассеялось, надо сказать, моментально — один голос принадлежал Симине.
Я не могла разобрать слов, но она подошла совсем близко. Стояла в нише, укрытой густыми кустарниками и деревьями. Выложенная белыми камушками тропа вела как раз туда и, возможно, ответвлялась в сторону ниши — чтобы спрятавшиеся в ней могли заметить приближающегося человека загодя.
Загодя заметить, говорите? А черта с два! Нет, тысячу, миллион чертей с два, и с три, и с четыре!
Мой отец при жизни был великим охотником. Он научил меня бесшумно ходить по лесу — так, чтобы палая листва под ногами не шуршала. И я знала, что надо идти пригнувшись, потому что человек по природе своей склонен отмечать движение на уровне глаз, но не ниже и не выше. Если бы дело было в даррском лесу, я бы влезла на дерево, но как забираться на эти тонюсенькие голые стволы? Так что я решила пригнуться.
Когда мне удалось подойти поближе — слова я и теперь еле различала, но еще подкрасться не решалась, вдруг увидят, — я сжалась в комок у подножия дерева и напряженно прислушалась к беседе.
— Ну будет тебе, братец, разве я много прошу?
Теплый, медоточивый голосок. Симина. Я задрожала от гнева — и страха. Она натравила на меня бога! Как бойцовую собаку! Просто чтобы развлечься! Да уж, давно я ни к кому не испытывала такой ненависти…
— Я бы сказал — слишком много. И я совершенно не склонен выполнять твои просьбы.
Какой высокомерный тенорок. Мужчина, но кто? Релад?
— Уходи. Мне нужно подумать.
— Ох, ну ты же знаешь, что такое эти мелкие темные народцы, братец. Ни терпения, ни рассудительности, ни интеллекта. Они вечно лелеют обиды столетней давности…
Тут я перестала слышать, что она говорила. Зато услышала шаги — наверное, Симина прохаживалась то ко мне, то от меня. Когда от меня — я ее не слышала.
— Ну же, пусть твои люди подпишут договор о поставках. И им выгода, и тебе выгода!
— А вот это, милая сестрица, есть чистая и беспримесная ложь. Ты никогда бы не предложила нечто выгодное лишь мне.
Усталый вздох, неразборчивое бормотание, а затем:
— Я же сказал — уходи. У меня голова раскалывается.
— Еще бы ей не раскалываться, после такой-то попойки…
Голос Симины заметно изменился. Нет, она не грубила и по-прежнему придерживалась легкого, любезного тона, но теплота улетучилась — видимо, потому что Релад не собирался уступать. Я подивилась: надо же, вроде бы какая малость, а голос совсем по-другому звучит.
— Ну что ж, я приду, когда ты будешь чувствовать себя лучше. Ах да, кстати — ты уже виделся с нашей новой кузиной?
Я затаила дыхание.
— Иди сюда, — сказал Релад.
Должно быть, кому-то другому, наверное, слуге. С Симиной он бы таким приказным тоном не разговаривал.
— Нет. Но ты вроде как попыталась убить ее. По-твоему, это мудрый поступок?
— Я вовсе не собиралась никого убивать! Это была просто игра, братец. Я не сумела устоять перед искушением — она такая маленькая, глупенькая и к тому же серьезная-пресерьезная. Представляешь, она и в самом деле считает, что может претендовать на титул главы семейства!
Я застыла. Релад, похоже, тоже ошарашенно замер, потому что Симина хихикнула:
— Ах. Ты, видно, не догадывался…
— Откуда тебе знать наверняка? Старик любил Киннет! А девчонка нам совершенно не дорога.
— А ты бы, братец, почитал лучше труды по семейной истории! Между прочим, довольно часто случалось, что… — И она развернулась и пошла в другую сторону.
От них меня отделяла лишь тонкая завеса листьев и веток. Если бы они дали себе труд прислушаться, уловили бы звук моего дыхания. Но они слишком увлечены беседой.
Они обменялись еще парой реплик — их я тоже не расслышала. А потом Симина вздохнула:
— Что ж, поступай, как знаешь, братец. И я буду поступать так, как считаю нужным. Все как всегда.
— Удачи.
Интересно, это сказано с сарказмом или он и впрямь желает ей успеха? Мне казалось, что скорее последнее, однако было в его тоне что-то, намекающее и на первое. Нет, не видя лица, наверняка не скажешь…
Читать дальше