Н. К. Джемисин - Сто Тысяч Королевств

Он отстранился и горько вздохнул — увидел, каким у меня стало лицо.

— Извини, — пробормотал он и передвинулся поближе.

— Не нужно просить у меня прощения, — ответила я. — Просто скажи, зачем ты это сделал.

Я поняла, что невольно отдала ему приказ. И добавила:

— Я тебя прошу.

Он покачал головой, делая вид, что смущен, а потом уткнулся носом мне в плечо. Мне нравилось чувствовать под боком его тепло, но вот молчание не нравилось вовсе. Я отодвинулась — или падай, дорогой, или садись прямо.

— Йейнэ, ну что такое!

— Сиэй?..

Он вздохнул — теперь с показной сердитостью, а потом сел, скрестив ноги. Я даже решила — ну все, теперь так и будет сидеть букой и молчать. Но Сиэй заговорил:

— Просто… я думаю, что это несправедливо. Наха — он ведь с тобой попробовал, правда? А я — нет.

Вот это да… Ничего себе…

— Значит, так. Чтоб ты знал, даже в моей варварской, дикой стране женщины не спят с маленькими детьми!

Тут он разозлился окончательно:

— А я тебе уже говорил — мне не это надо! Я вот о чем!

И он встал на колени и наклонился ко мне. Я инстинктивно отшатнулась, и он замер в ожидании. И тут мне стало понятно — я ведь люблю его. И верю ему — как самой себе. Почему бы мне не довериться ему в поцелуе? И я сделала глубокий вдох и расслабилась. Сиэй терпеливо ждал. Я быстро кивнула — и помедлила. Немного. Так, для порядка. А потом он снова поцеловал меня.

В этот раз поцелуй получился совсем другим, потому что я почувствовала Сиэя на вкус — нет, не грязного, потного ребенка, нет. Сиэя, как он есть, настоящего Сиэя под маской человека. И это было… весьма сложно описать. Какой-то освежающий поток. Вкус дыни. И… водопад. Пожалуй, да, водопад. Поток, резвое, быстрое течение. Он ворвался, промчался сквозь меня — и вернулся обратно, причем так быстро, что я и дыхания не успела перевести. Соль на губах, смех. Как больно — я попыталась отстраниться, но сквозь пелену ощутила, как вцепился мне в предплечья Сиэй. Я бы заорала, но тут ударил порыв очень холодного ветра и унес все — и набухающие синяки на коже, и потрясение.

Сиэй отодвинулся. Я вытаращилась на него, но он так и сидел — с закрытыми глазами. А потом вздохнул — глубоко, довольно — и пересел поближе. Причем взял мою руку и по-хозяйски положил себе на плечи.

— Что… что это было? — спросила я, немного придя в себя.

— Я, — сообщил он.

Кто бы сомневался.

— Ну и какова я на вкус?

Сиэй вздохнул, уютно устроился у меня под бочком и обхватил руками за талию.

— Смутные, туманные дали, полные острых краев и скрытых цветов.

Ну вот еще! Я захихикала. Голова легонько кружилась — словно бы я выпила лишнего у Релада.

— Но это же не вкус!

— Конечно, это вкус. Ты ведь пробовала Наху? А у него вкус — словно на дно вселенной падаешь.

Я резко прекратила хихикать, потому что это была чистая правда. Мы еще немного посидели молча — и бездумно. По крайней мере, мне ни о чем думать не хотелось. Две недели я беспокоилась и пыталась что-то предпринять, а тут — полный покой. И полное блаженство. Возможно, поэтому, когда тишина в разуме завершилась приходом мыслей, я подумала о мире — правда, немного о другом.

— А что случится со мной? — спросила я. — Потом.

Умный мальчик сразу понял, о чем я.

— Ты некоторое время будешь парить в воздухе, — тихо проговорил он. — Обычно так поступают души, которые недавно потеряли тело. А потом их притягивают места, созвучные их природе. Места, предназначенные для бестелесных душ. Этот мир к ним не относится.

— Значит, души отлетают в рай или в ад?

Сиэй пожал плечами — но так легонько, что я едва почувствовала.

— Это вы, смертные, так их называете.

— Значит, они не то и не другое?

— Я не знаю. Какая разница? Я же не смертный, Йейнэ. Это вы покою не знаете и все задаетесь этими вопросами. А это… ну, просто в них души пережидают. Живут. Проживают время смерти. Их много — потому что Энефа знала, что вам нужно разнообразие. Вот почему душа Энефы тоже парила. Мы так думаем. Она сотворила много мест для отдыха, но те, которые подходили ей, исчезли после ее смерти.

Я вздрогнула и ощутила, что глубоко во мне тоже кто-то вздрогнул.

— А… А как же ее душа? Моя найдет свое место — а ее? Или она снова будет парить и плавать в пустоте?

— Не знаю.

В его голосе слышалась глухая боль. Горькая бесстрастность. Другой бы не заметил — а я заметила.

Я нежно погладила его по щеке.

— Если бы я только могла, — проговорила я, — если бы я только имела над ней власть… Я бы ее забрала с собой.