Сергей Девкин: Тайпэн. Оскал войны

Улицы древней столицы встретили Ли привычным полуденным шумом и рабочей суетой многолюдных кварталов. Конечно, все это не шло ни в какое сравнение с тем буйством веселья и красок, что творилось здесь по ночам, но после небольших городков центральных провинций и тихих ухоженных деревень величественная Хэйан–кё итак производила на любого гостя просто неизгладимое впечатление. Официальное прибытие командования победоносной армии, принудившей к перемирию коварных Юнь, ожидалось только через несколько дней, и широкий проезд Юсудзаки О–ки вместе с прилегающими переулками еще только украшался гирляндами и разноцветными фонарями. Жители столицы готовились к празднику основательно, хозяева закусочных и чайных домов пересчитывали свои запасы, купцы заполняли прилавки да–дяней, а ремесленники спешили окончить все неотложные дела, чтобы не торчать в мастерских в самые веселые часы.

А повод для радости у всех жителей Империи и вправду был на этот раз немалый. По мирному соглашению, которое было подписано в Ляоляне на седьмой день весны, Нефритовый престол получал едва ли не больше, чем в случае полноценного военного вторжения в пределы южного царства. Контрибуция в пятнадцать тысяч бочонков золота, самоцветов и жемчуга, десять тысяч мешков «красного сбора» листьев таба и пятьсот подвод редких трав и алхимических ингредиентов, встречавшихся только в пределах южного царства, было лишь только привычной частью «возмещения былых обид». Согласно пунктам договора, на которых особенно настаивали дома имперских тэккэй, Юнь открывали для них все свои порты, города и колонии для ведения беспошлинной торговли сроком на триста лет. Дополнительно купцы вытребовали себе крупный безлюдный остров Аомырь, лежавший к восходу от юньского побережья, сделав его частью Единого государства. Заключив тройственный договор, дома Гжень, Ксэн и Ябэ намеревались теперь возвести там город и обустроить большую торговую гавань, но и это, по–прежнему, было еще не все.

Со следующего года военный флот Ляоляна окончательно прекращал свое существование, а все его уцелевшие суда либо передавались хайтинам Империи, либо пускались на дно. Соответственно, все прибрежные и океанские пути, а также морские караваны, ходившие по ним в страны Тысячи Островов, оказывались теперь под полным контролем Избранника Неба. Генерал Фанг согласился вернуть все пограничные крепости, кроме замка Цзянмэнь, в котором теперь расположился смешанный гарнизон. Поредевшая царская армия в лучшем случае могла восстановить свою былую мощь лишь через пару десятилетий, но продолжающаяся война с сиртаками, непростительно осмелевшими после похода Ранджана, и необходимость возвращения утерянных территорий вокруг залива Авадзи отдаляли эту цифру далеко и надолго. К тому же, придворный совет Ляоляна обязался сократить земельные наделы своих самых крупных вассалов и выписать вольные грамоты всем тем крестьянам, которые отныне проживали на «ново–царской земле». Сверх того, каждое подворье крупнее десяти семей вне зависимости от статуса их хозяина должно было получить одну вольную грамоту на «полный род». В довершение всего, отныне царские власти должны были «оказывать содействие» любому жителю Юнь, несвязанному крепостным договором, желавшему перебраться в переделы Империи и впоследствии испросить в ней подданства. В Хэйан–кё явно рассчитывали на то, что скоро разоренные южные провинции быстро пополняться за счет новых переселенцев. Таким образом, желания генерала Манчи о заселении Генсоку сбывались в полной мере, но отнюдь не так, как ему когда–то хотелось. Дзито и приставам оставалось лишь следить за тем, чтобы между новыми поселенцами, прибывшими с юга, и старожилами не возникало слишком острых конфликтов на почве недавних военных событий. Впрочем, народ Империи всегда отличался гибкостью и терпимостью, с легкостью переваривая в «общем котле» вчерашних союзников и кровных врагов.

На площади Цы–сэн рабочие возводили полукруглый театральный помост и большие зрительские трибуны, обрамлявшие ее с трех сторон. Несколько неприметных всадников спокойно миновали распахнутые Нижние Ворота Золотого Дворца, не обращая на себя излишнего внимания. Визит тайпэна Ханя согласно повелению Единого правителя должен был оставаться в тайне, о причинах которой Ли не считал нужным спрашивать.

Внутри резиденция Императора за прошедшие месяцы ничуть не переменилась, оставаясь все тем же нереальным переплетением изнеженной праздности, благородного эстетизма, бюрократической педантичности и философского отрешения. Чиновники, евнухи и слуги сновали по своим делам, отвешивая поклоны придворным дамам и офицерам в дорогих суо, в темных уголках и на открытых зеленых террасах вели беседы монахи и аристократы, а места родовых солдат чжэн–гун уже успели занять новые золотые воины. Приторно–вежливый служка в светло–синем каймоне с церемонной важностью вел императорского тайпэна по петляющим коридорам. Когда они стороной миновали тот поворот, который, как помнил Хань, вел в большую приемную тронного зала, и продолжили путь дальше, Ли догадался, что сегодня Избранник Неба намерен побеседовать с ним в личных покоях, возможно даже один на один. Подобная честь оказывалась немногим, и легкая толика гордости не могла не пробудиться в душе у бывшего дзи, еще в позапрошлом году шагавшего по этим же коридорам в тяжелых кандалах навстречу неминуемой смерти.