Олег Говда - Возвращение

— Согласен.

— А с чем именно? — подозрительно покосился на меня староста.

— Что ты, дядька Ярополк, понятия не имеешь, что лично я знаю и умею. — Слово «лично», я намеренно выделил, для неких субъектов, слушающих меня, так сказать, изнутри. На всякий случай. Чтоб не забывали, что не с Петрушкой дело имеют. — Только ты не обижайся, пожалуйста.

— И что, совсем ничего объяснять не станешь?

— Титыч, ну ты же сам легионер, ветеран, — хлопнул я дружески Ярополка по колену. — Неужто позабыл одну из главных заповедей? «Что знает двое — то известно и свинье».

— Помню, — насупился тот. — Но староста Выселок я, а не ты. И мне, а не тебе, потом ответ держать. Хотя… — махнул он рукой и крепко затянулся. Выдохнул и продолжил: — Какая разница: гоблины порешат или император как смутьяна казнить прикажет?..

— Это ты брось, Титыч! Никто никого не казнит… — заверил я его. — А если все правильно пойдет, то ты вскоре не деревенькой править будешь, а в городке, какой сам выберешь, наместником осядешь. Но уж не обессудь, откровенничать с тобою я все равно не стану.

— Думаешь, — непроизвольно оглянулся Титыч. — Кто-то подслушает нас?

— Во-первых, я не знаю силы шамана клана Лупоглазых и не могу предположить, на что он способен. Во-вторых, я понятия не имею: что в округе вообще деется? И чего тут еще, кроме гоблинов, троллей и огненных зверей, интересного водится?.. А в-третьих, про свинью не скажу, но точно знаю: если хочешь рассмешить судьбу, расскажи ей о своих планах…

— Ладно, — с неохотой согласился Ярополк. — Не будь ты, Влад, десятником…

«О, а я о чем говорил?! Авторитет — сложная штука, тяжело зарабатывается, а потерять в один миг можно!»

— Ни за что бы не поддался. Но в легионе значками просто так не разбрасываются. И чтоб обычному деревенскому парню доверили командование над другими «пантерами», одного только воинского мастерства маловато. Тут к мечу еще и голова нужна. Будь по-твоему, Твердилыч. Распоряжайся. Я тебе верю.

— Спасибо, — я искренне пожал руку пожилому воину, которого не сломили ни годы, ни увечье. — Вот поэтому, Титыч, ты, как мой самый главный помощник, и займешься подготовкой деревни к защите, размещением запасов и ценностей в башне. Поговоришь с людьми, расскажешь все как есть… А я — прогуляюсь окрест. Осмотрюсь…

— Хорошо, — кивнул староста, — только прими совет.

— Говори.

— На прогулку возьми Листицу.

— Знаешь, старый лис, — усмехнулся я довольно. — Кажется мне, что мы друг друга и без слов поймем. Ты сейчас подумал о наблюдателях?

— У Гырдрыма хватит ума оставить парочку гоблинов посмотреть, как мы воспримем его угрозу. Сильный наемник дорого возьмет за услуги, а лишних денег не бывает. Особенно — у зелени.

— Тогда мы еще умнее поступим. Подбери мне за ночь с десяток парней и девок посмышленнее и не из боязливых. А по деревне пусти слух, что мы отселиться решили и на свободные земли уходим.

— Да, — кивнул задумчиво Ярополк. — Получив известие, что молодежь бежит из Выселок, вождь Лупоглазых вообще никакого поединщика искать не станет, а без затей заявится через две недели за данью, как за своим добром. Уверенный, что мы и не пикнем, только б он не осерчал и еще большей платы не потребовал. Хитро…

— Я рад, что тебе нравится мой план. Обещаю, дальше — еще интереснее будет.

— Верю, — староста помялся. — Но вот со скотом я все равно не понял…

— Ох, и въедливый же ты, Титыч, как клещ. Троллю мы скот отдадим. Успокоился?

— Троллю?! — вскричал тот, едва не выронив трубку.

— А громче ты вопить не умеешь? — зашипел я на него. — Все, совет командиров закрыт на переучет. Пошли обедать. И если уж совсем невмоготу станет, так и быть — еще на пару вопросов отвечу. Но потом. Я, когда поем, жутко добрый становлюсь.

Титычу такой ответ не слишком пришелся по душе, но старый легионер вовремя вспомнил о секретности. Вздохнул, кивнул и… промолчал.

Узнав наши планы на ближайшее будущее, Листица не выставила старосту за двери. Даже слова плохого не сказала. Наоборот — накрыла стол, насыпала в миски густого, наваристого борща на сметане. Но ставила посуду на стол так плотно, что у ни в чем не повинной мебели все доски жалобно и протестующее поскрипывали, а ножки, казалось, вот-вот подломятся. От такого потчевания Титыч пару раз едва не подавился, а потом в сердцах кинул ложку, пробормотал себе под нос что-то о взбесившихся бабах, которых только вожжами и урезонишь, и ушел. Пообещав с порога, что все, о чем мы договорились, он к вечеру сделает.