Олег Говда - Сабля и крест

— Угу… Ну, пойдем к Ивану что ли?

— Зачем? — посуровел лицом Цыпочка, цепко хватая Куницу за локоть.

— Теперь ты сдурел, Андрейка, если решил, что я Ивану бесчестье словом или делом нанести смог бы. Поговорить мне с ним надо. Важно это…

— Так нельзя же, Тарас. Сердюки все равно прогонят.

— Не прогонят. Я волшебное слово знаю… Ты только, это, Андрейка, ничему не удивляйся и не вмешивайся. Даже если тебе мои слова глупыми или странными покажутся. А равно — и поступки. Хорошо?

— Что ты задумал, Куница? — загородил шлях товарищу Цыпочка. — Погибнешь, дурень! И Ивана не спасешь, и сам головой поплатишься!

— Да не волнуйся так, братка, все будет хорошо… Я ж не глупого батьки сын, чтоб на рожон переть.

— Эх, где наше не пропадало, — решительно ударил руками об полы молодой запорожец. — Была, не была! Я с тобой, Тарас! Пошли! Я ведь, как и ты, тоже не верю, что Непийвода каином братоубийцей стал.

— Ты только наперед батьки не суйся, а то все испортишь… Добро?

— Считай, что обзавелся еще одной тенью, — уверил Тараса тот. — Куда пойдешь — я следом. И не обращай на меня внимания. Можешь даже наступить, если для дела понадобится.

Иван Непийвода, за несколько последних часов потемнел лицом и наверняка поседел бы еще больше, если б и так не был белым, как лунь. А в обычно веселых, насмешливых глазах казака поселилась необъятная печаль.

— Здорово, дядька Иван, — поздоровался с ним Куница, приглядываясь старому запорожцу левым глазом и с радостью отмечая, что нет на нем Каиновой печати. — Как же ты так опростоволосился-то?

— Не виновен я, хлопец… — неизвестно в который уже раз за сегодня, и совершенно безнадежно пробормотал Непийвода.

— А ну, осади! — вскинулся один из сердюков. — Хочешь плюнуть или ударить — это можно… Закон не возбраняет, а лясы точить с татем запрещено.

— Больно надо мне с убивцем разговаривать, — отмахнулся от стража Куница. — Сапоги с него хочу снять…

— Зачем? — удивился Богдан Комар, второй охранник. Рослый и сильный, но не слишком смышленый.

— Ну как же, — охотно объяснил Тарас. — Разве ты, Богдан, не знаешь, что вещи казненного приносят удачу? А Ивановы сапоги как раз мне по ноге будут.

— Почему не знаю? — сделал обиженное лицо Комар. — Конечно знаю… В городах, слыхал, веревка повешенного очень дорого ценится. Вот после казни и приходи…

— Хорош совет… — вытаращил глаза Куница, постучав при этом себя кулаком по лбу. — Друг ты мой сердечный Богдан, а не напомнишь при случае: как на Сечи поступают с теми, кто своего товарища убил?

— Знамо как, — степенно ответил тот. — Хоронят вместе с убитым, живьем под гроб покойника положив.

— Ну, и как я потом, по твоему совету, после казни из могилы сапоги достану? Соображение имеешь?

— Незадача… — согласится тот и усмехнулся, довольный собственной догадливостью. — Так вот зачем ты их с него заранее снять хочешь. Ох, и хитер ты, Куница! А с виду и не скажешь…

— Ты, Богдан, тоже неплохо простачком прикидываешься… — грубовато подольстился к недалекому сердюку Куница. — А сам как легко меня раскусил?.. Так что, не возражаешь: я возьму обувку?

— Бери, — махнул рукой разомлевший от похвалы Комар. — Разговаривать с татем нельзя, а раздевать его никто не запрещал. Эх, вот незадача. Почему мне первому в голову не пришла мысль добрыми сапогами разжиться?.. Может, поделимся?

— Это как? — изумился Куница. — Тебе левый, а мне правый?

— Можно и наоборот…

— А много ли толку в такой обновке? Кому, кроме одноногого калеки один сапог в прибыток станет? Или ты в ближайшей битве рассчитываешь ногу потерять? К ворожее ходил? И что она тебе предсказала? Какую именно ногу тебе отрубят? Или ее ядром оторвет?..

— Тьфу-тьфу-тьфу! Типун тебе на язык, Куница! Скажешь же такое… Аж жаром проняло!

— Нет? А я было подумал… Ну, ладно, тогда я вот что предлагаю… — не стал спорить с сердюком Тарас. — Чтоб по справедливости… Я возьму сапоги, все-таки тебе они малы будут, а мне — как раз впору, а на твою долю придутся серебряные шпоры. Годится?

— Годится… — повеселел Комар.

Не теряя больше ни минуты, а то вдруг сердюк еще что надумает или передумает совсем, Тарас присел у ног Непийводы и быстро стащил с приговоренного к смерти казака оба сапога.

— Благослови тебя Пречистая Дева, парень… — облегченно вздохнул тот, недоуменно взирая на свои, покрученные и побелевшие от недостачи крови, пальцы ног. — Ума не приложу, что с ними случилось. Но жали изверги так, что я уже о казни, как об избавлении от мучений думал. Не казацкая обувка, а истинно испанское приспособление для пыток.