Елена Звездная - Игрушка императора

Честно говоря, историю кесаря я выслушивала со скептической усмешкой, но после этих слов… Я вдруг вспомнила, как встретила шенге и кем он стал для меня. Вторым отцом, а если откровенно, то и первым. Мой любимый папочка дал шанс взглянуть на мир другими глазами… И если Дарика была для кесаря тем же, кем стал для меня шенге, тогда я даже не могу представить ту боль, что пришлось испытать императору, когда толпа растерзала несчастную женщину.

— Ты понимаешь меня, нежная моя, — едва слышно отозвался Араэден. — Я не желал власти, я не интересовался политическим устройством тех пяти десятков государств, что непрерывно воевали между собой, но, увидев ее истерзанный труп… — Он замер, прекратив полировать камень, и лишь спустя несколько мгновений продолжил: — К утру…

— Вы начали убивать. Вас захватили в плен. Заточили в темницу и посадили на цепь, — решила я сократить время исповеди. — Знаю, но вот чего я не могу понять — насколько туп должен быть ТаЭрхадан, чтобы поручить вам столь значимую должность?

Араэден ответил не сразу. Обернулся, на губах его играла загадочная улыбка, многозначительная и самодовольная. Хотя не спорю, ему есть чем гордиться. Неторопливо подойдя, он подал Лоре руку, помог подняться, затем надел животворящий камень на ее шею. Оказывается, кесарь его не только отполировал, но и цепочку к монолитному камню приладил.

— Цепочка находилась в кристалле, — пояснил император. — Тут достаточно простой механизм извлечения. Удивительное творение моей второй матери. Его главный принцип действия — сохранение жизни.

— То есть Дарика создала его для вас? Как дополнительную страховку на случай, если попытаются убить? — предположила я.

— Да.

Лора свободно вздохнула, только сейчас осознав, что теперь-то она действительно выживет.

— А назвали животворящим, — молчание сегодня явно не числилось среди моих достоинств.

Кесарь чуть склонился ко мне и проникновенным тоном вопросил:

— Поведай, нежная моя, что отличает большинство плохих правителей?

Ответ я знала превосходно:

— Тщеславие, нежелание принимать ответственность на себя и как следствие — неуверенность в собственных решениях.

— Именно, — кесарь как-то очень уж нежно сейчас улыбался. — Так нужна ли магия тому, кто умеет играть на чужих слабостях и опасениях?

Намек императора я поняла мгновенно. Слабые ищут оправдания, ищут поддержку, ищут тех, кто сумел бы принять решение за них. Вероятно, ТаЭрхадан пришел потешить тщеславие. Кесарь подыграл ему, и для архимага пленный стал своеобразным источником повышения самоуверенности. А дальше все предсказуемо — двое умных людей всегда найдут, о чем поговорить… вот только кесарь оказался умнее.

— Твоя сообразительность радует меня, — подтвердил кесарь.

— А после вы нашли способ обрести магию, — произнесла я, подталкивая императора к тому, что сейчас было мне наиболее интересно.

— Не совсем, — кесарь вернулся к алтарю и занялся кубком силы. — Магия светлых отлична от магии Рассветного мира.

Да неужели?!

— Именно, недоверчивая моя. Сравни твою привычную пищу и дерево и ответь, сумела бы ты утолить голод, если бы лишь деревья, величественные, не приносящие плодов, окружали тебя?

Представила себе лес — имелась возможность погрызть кору и пожевать листья.

— Ты понимаешь, — кесарь одарил еще одним задумчивым взглядом.

Нет, как раз теперь я не понимаю ничего.

— У меня были годы, долгие годы, чтобы перевести магию, столь же привычную, как дыхание, в схемы и формулы. Смотри, нежная моя, — Араэден поднял руку. — Видишь? Движение, столь простое и естественное, и мы совершаем его не задумываясь… Но то, что кажется простым, на деле сложнейший механизм.

Все еще не понимаю, но уже начинаю догадываться:

— Это как учиться ходить заново? — спросила я.

— Да, нежная моя. Ходить, говорить, дышать, спать, есть. Осознавать, что эта чуждая телу магия ломает изнутри, но при этом отчетливо понимать — другого пути нет.

И я поняла — боль! Больно! Ему больно каждый раз, когда он использует магию! Это осознание совершенно ошеломило меня! Подобного я не могла даже представить! Триста лет сплошной, непрерывной боли…

Грустная улыбка скользнула по тонким губам пресветлого императора. И мне даже было бы его жаль, если бы не одно «но»:

— Это не оправдывает вашу нечеловеческую жестокость!

— Оправдания ищут слабые, — кесарь стремительно поднял голову и, глядя в мои глаза, угрожающе-спокойно добавил: — Я в оправданиях не нуждаюсь.