Пол Андерсон - Сломанный меч

Домишки усадьбы жались друг к другу под неласковыми небесами. Деревья со стоном клонились под ветром. Море с грохотом било в берега.

Тьма сгустилась, ветер, постепенно превратившийся в ураган, гнал перед собой мертвые листья. Град застучал по крыше, точно чьи-то каблуки. Фреда лежала без сна.

Ополночь вдали она заслышала рог. От этих звуков ее бросило в дрожь. Дитя заплакало, и она положила его рядом с собой.

Снова затрубил рог, громче, ближе, ни волынка ветра, ни грохот прибоя не могли заглушить его. Залаяли собаки, прежде ей не доводилось слышать такой лай. Копыта били в ночи, земля и небо откликались на этот топот.

Это был Выезд Асов, Дикая Охота; Фреду охватил страх. Почему никто кроме нее не слышит этих звуков? У груди заплакал ребенок. Ветер колотил ставнями.

Стук могучих копыт теперь уже был во дворе. Рог, сотрясая дом, протрубил снова. Собаки звонко лаяли под стенами усадьбы.

Кто-то постучал в дверь, которая вела из комнаты Фреды на двор. Засов отодвинулся сам собой, и дверь распахнулась. Ветер заметался по комнате, вздувая плащ на вошедшем.

Хотя в комнате было темно, Фреда легко различала его. Ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой потолочные балки. Его единственный глаз сверкал так же ярко, как наконечник копья. Из-под широкополой шляпы выбивались седые волосы. Длинная борода тоже была с проседью.

Его голос был как голос ветра и моря, как голос бескрайних небес.

— Фреда, дочь Орма, я пришел за тем, что ты поклялась отдать мне.

— Повелитель… — Она отшатнулась, пытаясь укрыться одеялом. Если бы Скафлок был с ней… — Повелитель, мой пояс лежит вон в том сундуке.

Один расхохотался.

— Ты думаешь, мне нужно усыпляющее снадобье? Нет, ты пообещала отдать мне то, что носишь под поясом, а ты тогда уже носила дитя.

— Нет! — Фреда едва услышала собственный крик. Она спрятала плачущего младенца за спину. — Нет, нет, нет! — И сев на постели, сорвала со стены распятие, которое висело у нее над головой. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа, изыди!

— Я не боюсь этого заклятья, — сказал Один, — ибо ты отвергла их, заключая эту сделку. Теперь отдай мне ребенка!

Он отодвинул Фреду и обнял дитятю свободной рукой. Фреда пала перед ним на колени.

— Зачем он тебе? — простонала она. — Что ты хочешь с ним сделать?

Странник ответил, и голос его прозвучал из безмерной дали:

— Его судьба высока и ужасна. Игра между Асами, Ётунами и новыми богами еще не сыграна до конца. Меч Тирфинг все еще сверкает на шахматной доске мира. Тор сломал его у корней ясеня Иггдрасиль, тогда я и подарил обломки Скафлоку, ведь Больверк, а он один мог починить этот меч, не стал бы работать ни для Асов, ни для эльфов. Меч же был нужен для победы над троллями, ведь им тайно помогал Утгард-Локи, а иначе как бы удалось опустошить Альфхейм враждебному богам племени. Но меч нельзя оставить у Скафлока, иначе он попытается полностью уничтожить троллей, Ётуны этого не допустят, они вступят в войну, боги тоже будут вынуждены воевать, и конец света настанет до срока. Скафлок должен пасть, а дитя, появление которого я обеспечил и которое теперь заполучил, однажды возьмет этот меч и исполнит его предназначение до конца.

— Скафлок погибнет? — Фреда рухнула к его ногам. — Он тоже? Нет, нет, о нет!

— Для чего ему жить дальше? — холодно спросил Один. — Если бы ты отправилась к нему в Эльфийский Утес, с которым он накрепко связан, и восстановила то, что было разорвано у кургана, он бы с удовольствием сложил оружие. Тогда бы действительно не было необходимости в его смерти. В противном случае он обречен. Меч убьет его.

Плащ взвился еще раз, и Дикий Охотник покинул комнату. Рог протрубил, собаки взвыли, копыта прогремели, и все пропало в ночи. Слышно было только, как свистит ветер, шумит море да безутешно рыдает Фреда.

Вальгард стоял на вершине самой высокой башни Эльфийского Утеса, наблюдая за тем, как враги окружают замок. Он застыл, сложив руки на груди, и лицо его было точно высечено из камня. Только глаза жили на этом лице. Рядом с ним стояли другие вожди замка и разбитых войск, остатки которых укрылись в этой последней и самой грозной твердыне. Измученные, подавленные, многие к тому же израненные, они со страхом смотрели на рать, готовую взять Эльфийский Утес приступом.

Справа от Вальгарда стояла Лиа, в платье, мерцающем в лучах, которые месяц лил в незастекленное окно. Легкий ветер играл ее тончайшим одеяньем и бледными волосами. На ее губах мелькала легкая улыбка, в глазах переливались голубые сумерки.