Пол Андерсон: Сломанный меч

Меч взметнулся, опустился со свистом и рассек голову Аудуну. Тот покатился по полу, ударился о стену и затих в неестественной позе.

Скафлок в недоумении посмотрел на окровавленный клинок.

— Я не хотел, — прошептал он. — Я рассчитывал только отбить удар. Я забыл, что стоит его только обнажить, и он не успокоится, не напившись крови…

Он поднял глаза на Фреду. Она, содрогаясь, смотрела на него, рот ее был разъят в беззвучном крике.

— Я не хотел! — закричал Скафлок. — Какая разница! Пойдем со мной!

Фреда, овладев собой, наконец смогла выговорить, задыхаясь:

— Уходи. Сейчас же. Никогда не возвращайся.

— Но…

Скафлок шагнул к ней.

Фреда нагнулась и схватила кинжал Аудуна. Он сверкнул в ее руке.

— Вон, — сказала она. — Еще один шаг, и я ударю тебя.

— Надеюсь, ты так и сделаешь, — ответил Скафлок.

— Или убью себя. Только дотронься до меня, убийца, язычник, который спал с родной сестрой как пес или эльф, дотронься до меня, и я воткну этот нож себе в сердце. Бог простит мне меньший грех, если я избегну большего.

Скафлок разъярился.

— Давай, зови своего бога, провизжи свою молитву! Больше ты ни на что не годна. Ты была готова продаться за кусок хлеба и крышу над головой, ты — шлюха, сколько бы попов ни хныкало над этим распутством… и это после тех клятв, что ты давала мне. — Он поднял меч. — Лучше мой сын умрет, не родившись, чем достанется этому твоему богу.

Фреда, не дрогнув, стояла перед ним.

— Бей, если хочешь, — сказала она насмешливо. — Мальчики, женщина да младенцы во чреве — тебе только с ними воевать.

Скафлок опустил свой большой меч и вдруг, не вытерев кровь с клинка, кинул его в ножны. Едва он сделал это, ярость покинула его. Он почувствовал себя усталым и несчастным.

Плечи согнулись, голова поникла.

— Ты действительно отреклась от меня? — спросил он тихо. — Этот меч проклят. Это ведь не я говорил все эти мерзости и не своей волей убил бедного малого. Я люблю тебя, Фреда, люблю так, что весь мир сияет для меня, когда ты рядом, и меркнет, когда тебя нет. Я, точно нищий, прошу тебя: вернись ко мне.

— Нет, — Фреда задыхалась. — Уйди. Прочь. — Она всхлипнула. — Я не хочу больше тебя видеть! Уйди!

Скафлок повернулся к дверям. Губы его дрожали.

— Однажды я просил тебя о прощальном поцелуе, — сказал он почти спокойно. — Ты отказала мне. Может быть сейчас?

Фреда подошла к телу Аудуна, преклонила колени и припала к его губам.

— Любимый, любимый мой, — она точно пела, поглаживая окровавленные волосы и закрывая мертвые глаза. — Бог прибрал тебя к себе, мой Аудун.

— Прощай, — сказал Скафлок. — Может статься, что будет и третий раз, когда я попрошу тебя о поцелуе, только он будет последним. Кажется мне, что я долго не проживу, да я к этому и не стремлюсь. Но я люблю тебя.

Он вышел, прикрыв дверь от ночного ветра. Чары тут же спали. Обитатели усадьбы проснулись, разбуженные собачьим лаем и копытами, гремевшими, казалось, на весь мир. Когда они вбежали в горницу и увидели, что произошло, Фреда сказала им, что какой-то разбойник пытался похитить ее.

Прежде чем рассвело, ей приспело рожать. Ребенок был слишком крупный для ее узких ложесн. Фреда почти не кричала, хотя роды ее были долги и мучительны.

Поскольку все опасались бродившего в округе убийцы, то за священником не решились послать сразу же. Женщины старались, как могли, помочь Фреде, но Аса была мрачна.

— Сперва Эрленд, теперь Аудун, — бормотала она про себя. — Дочери Орма приносят несчастье.

С рассветом мужчины пошли на поиски следов убийцы, но на закате вернулись, так ничего и не найдя. Было решено, что завтра будет уже безопасно послать кого-нибудь в церковь. Тем временем ребенок появился на свет, он, как и положено дитя человеческому, плакал и тянулся к материнской груди. Вечером Фреда, изможденная, дрожащая, осталась лежать в своей комнате, предоставленная самой себе, с новорожденным сыном на руках.

Она улыбнулась, глядя на его крохотное тельце.

— Ты — моя прелесть, — напевала она.

Фреда словно вернулась из страны теней, и теперь все казалось ей нереальным, кроме ребенка, которого держали ее руки.

— Ты — мой рыженький, ты — мой красивый, ты — весь в отца.

Слезы точно лесные ручьи сами собой побежали у нее из глаз.

— Я люблю его, — шептала она. — Господи, прости мои прегрешения, я вечно буду его любить. А ты, мой сын, последнее, что осталось мне от нашей любви.

Вскоре после кроваво-красного заката стемнело. Узкий серп месяца пробивался сквозь тучи, гонимые ветром. Надвигалась буря; казалось, природа кончила долгую встречу эльфов и сразу наступила зима.