Саймон Браун - Наследство

Пайрем прищурился.

— Я припоминаю, будто читал кое-что об этом.

— Вы умеете читать? — вырвалось у потрясенного Эйджера невольное восклицание. Люди, искусные в чтении, встречались ему нечасто, и в сидевшем перед ним мальчике он почувствовал нечто большее, чем можно было предположить, взглянув на его крестьянскую одежду. Эйджер попытался разглядеть руки юноши, однако в зале царил полумрак, и это ему не удалось.

— Чтение не намного труднее изучить, чем землепашество, — отозвался Пайрем, по-прежнему не возвышая голоса.

Восклицание старого солдата привлекло к их столу немало любопытных взглядов.

— А вот что касается имен, то вашего имени я еще не знаю.

— Да, в наше время не стоит чересчур легкомысленно относиться к именам, — улыбнулся горбун. — Пайрем.

— Я вам верю.

Это было сказано с такой подкупающей простотой, что Эйджер испытал странное приятное чувство.

— На самом деле меня зовут Эйджер, а мое второе имя пусть вас не волнует. Почему же вы так интересуетесь Невольничьей Войной?

— В той войне сражался мой отец.

— Многие отцы сражались в той войне. — Единственный глаз Эйджера затуманился. — Многие сыновья и братья. — Он откинулся на спинку стула, и лицо его перекосила короткая гримаса боли. Пайрем участливо подался вперед, однако Эйджер протестующе взмахнул рукой.

— Когда погиб мой отец, я еще пачкал пеленки, — добавил Пайрем.

— Он сражался у Глубокой Реки?

— Да. Он дрался почти в каждом сражении той войны.

В голосе Пайрема Эйджеру послышались нотки гнева.

— Ему не удалось остаться в живых?

Пайрем покачал головой.

— Как его звали?

Пайрем колебался с ответом.

— Если вы доверили мне свое имя, то можете доверить и имя вашего погибшего отца. Возможно, что я знал его.

Пайрем неуверенно приоткрыл рот для ответа, но тут же вновь сомкнул губы. Эйджер немного подождал, осушил до дна свою кружку и знаком показал одному из слуг, что ее нужно наполнить снова.

— Его тоже звали Пайрем.

— О Боже, в мире на самом деле полно ваших тезок, верно?

Пайрем не успел ответить — к их столу подбежал худенький мальчик в белом фартуке, захватанном грязными пальцами, и наклонил кувшин, наполняя кружку Эйджера теплым, пахнувшим гвоздикой пивом, не похожим на аромат того, которое Эйджер только что допил. Старый солдат отхлебнул пиво на пробу и решил, что оно, пожалуй, еще вкуснее, чем первое.

— А кто будет платить? — спросил мальчик, протягивая вперед руку. Прежде, чем Эйджер успел достать из потрепанного кошелька медяки, Пайрем опустил в протянутую руку монету.

— Черт побери! — воскликнул мальчик. — Это же целый пенни! Я не смогу дать вам сдачу, сэр. У меня пока что только три осьмушки…

— Следи за тем, чтобы эта кружка оставалась полной всю ночь, — велел Пайрем, явно обеспокоенный тем, что к их столу опять обратились любопытствовавшие взгляды.

Мальчишка с широчайшей ослепительной улыбкой исчез — ему казалось, что калека ни за что не пропьет за одну ночь целый пенни, и он заранее радовался тому, что сможет прикарманить остаток.

— Вам не следует накачивать меня пивом, чтобы поговорить, — резко произнес Эйджер. — Я не из тех болтунов, которым стоит залить глаза, чтобы начать пустословить. Если вы на самом деле хотите узнать о той войне, я могу рассказывать о ней до зимы. — Он помрачнел. — Теперь уже никто не хочет о ней вспоминать.

— Я хочу узнать о битве при Глубокой Реке, — настойчиво сказал Пайрем. — Во всех книгах, которые мне удалось прочитать, о ней упоминается очень мало, и я понял, что немногим удалось… удалось…

— Уцелеть? — мрачно усмехнулся Эйджер. — Да, нас на самом деле осталось мало. Но на другой стороне не осталось никого. Просто вообще никого.

— Дело было в засаде? Историки говорят об этом самые разные вещи, как будто никто ничего толком не знает о той битве.

— Никто никогда и не узнает толком ничего, тем более, что Элинд Чизел погиб. — Голос Эйджера сорвался, и он торопливо отхлебнул глоток пива. — Только генерал Чизел знал, что в действительности происходило в той проклятой войне. Он был лучшим из солдат, какие когда-либо рождались в Кендре.

Пайрем с волнением подался вперед.

— Пожалуйста, расскажите мне все, что только сможете.

Эйджер снова откинулся назад, прикрыл свой здоровый глаз, и теперь перед Пайремом оказалась пустая глазница, затянутая кожей в мелких шрамах.

— Генерал узнал расположение невольничьего лагеря на другом берегу Глубокой Реки. Тогда он решил атаковать их, пользуясь своим преимуществом, пока у них не было сведений о наших войсках. Это было вполне в его духе — он всегда принимал решение атаковать первым. Погода стояла жаркая, вокруг было сухо, как у монаха в глотке. Я шел с передовым отрядом. Мы сползли в лощину и стали дожидаться остальных. Сам генерал Чизел вел второй полк, свои Красные Щиты, а за ними двигались спешенные конники, изрядно напуганные тем, что им пришлось оставить позади своих лошадей. Все они были отменными конными лучниками, а лучники никогда не бывают лишними. Их задача: обстрелять врага, прежде чем остальные пустят в дело мечи и копья. Последними шли ополченцы, выставлявшие себя отчаянными забияками, но при этом зеленые от страха, словно обгаженная детская пеленка. Когда все наше войско спустилось вниз, начался подъем, однако мы не успели продвинуться и на сотню шагов, как все началось.