Гай Кей - Тигана

Его кулак тяжело обрушился на деревянную крышку гроба, разбив в щепки резной герб семьи Сандрени. Скалвайя издал слабый стон и снова рухнул в кресло.

— Милорд, — отчаянно жестикулируя, начал Томассо, задыхаясь. — Что вы хотите сказать? Что вы…

Больше он ничего не сказал. Яростно обернувшись, Альберико дал ему пощечину открытой ладонью. Томассо от удара опрокинулся назад, из рассеченных губ полилась кровь.

— Говори нормальным голосом, сын глупца, — приказал чародей, и слова его звучали тем страшнее, что он произнес их таким же ровным голосом, как и раньше. — Тебя хотя бы позабавит, если ты узнаешь, как это было легко? Если узнаешь, как давно Херадо бар Джиано доносил на вас?

И при этих словах спустилась ночь.

Тот самый черный плащ боли и ужаса, который так отчаянно пытался сбросить с себя Томассо. «Ох, отец!» — подумал он, пораженный до глубины души тем, что их погубил член их семьи. Их семьи!

Затем в очень короткий промежуток времени произошло сразу несколько событий.

— Милорд! — в отчаянии воскликнул Херадо. — Вы обещали! Вы говорили, что они не узнают! Вы обещали мне…

Больше он ничего не успел сказать. Трудно рассуждать с кинжалом в горле.

— Сандрени сами вычищают грязь из-под ногтей, — произнес его дядя Таэри, который вытащил кинжал из-за голенища сапога. Произнося эти слова, Таэри одним плавным движением выдернул кинжал из горла Херадо и вонзил его в собственное сердце.

— Одним Сандрени меньше для твоих пыточных колес, барбадиор! — задыхаясь, с насмешкой сказал он. — Да пошлет Триада чуму обглодать плоть на твоих костях. — Он упал на колени. Его руки сжимали рукоять кинжала, по ним лилась кровь. Глаза его нашли Томассо. — Прощай, брат, — шепнул он. — Пусть дарует нам Мориан свою милость, и мы встретимся в ее чертогах.

Что-то сжимало сердце Томассо, сдавливало и сдавливало, пока он смотрел, как умирает его брат. Двое стражей, обученные отводить от своего господина совсем другие удары, шагнули вперед и носками сапог перевернули Таэри на спину.

— Глупцы! — рявкнул Альберико, впервые выказывая признаки неудовольствия. — Мне он нужен был живым! Они оба нужны мне были живыми!

Солдаты побледнели при виде ярости на его лице.

Затем центр действий переместился в другую часть комнаты.

С животным ревом, в котором смешались ярость и боль, Ньеволе д'Астибар, сам очень крупный человек, сцепил пальцы обеих рук, наподобие молота или булавы, и изо всех сил обрушил их на лицо ближайшего к нему солдата. Этот удар расколол кости, словно дерево. Хлынула кровь, солдат вскрикнул и тяжело осел, привалившись к гробу.

Все с тем же ревом Ньеволе схватил меч своей жертвы.

Он уже выхватил его из ножен и начал поворачиваться для битвы, когда четыре стрелы вонзились в его горло и грудь. На мгновение лицо его обмякло, глаза широко раскрылись, губы расслабились и сложились в мрачную, торжествующую улыбку, потом он соскользнул на пол.

И тогда, именно тогда, когда все глаза были устремлены на упавшего Ньеволе, лорд Скалвайя сделал то, на что не решился никто. Утонувший в кресле, настолько неподвижный, что о нем почти забыли, престарелый патриций твердой рукой поднял свою трость, прицелился прямо в лицо Альберико и нажал скрытую пружину, спрятанную в ручке.

Это правда, что чародея невозможно отравить — небольшое охранное заклинание, которым все они овладевают еще в юности. С другой стороны, их наверняка можно убить стрелой, или мечом, или другим орудием насильственной смерти. Вот почему подобные вещи были запрещены в установленном радиусе от возможного местонахождения Альберико.

Существует также широко известная истина насчет человека и его богов — будь то Триада у жителей Ладони или целый пантеон различных богов, которым поклоняются в Барбадиоре, будь то мать-богиня, или умирающий и воскресающий бог, или повелитель вращающихся звезд, или одна-единственная, внушающая благоговение Сила, стоящая над всеми ними, которая, по слухам, обитает в некоем первичном мире, в туманных далях космоса.

Эта простая истина гласит, что смертному не дано понять, почему боги выстраивают события именно так, а не иначе. Почему одни мужчины и женщины гибнут в самом расцвете лет, а другие живут и увядают, превращаясь в собственные тени. Почему добродетель иногда вытаптывают, а зло процветает среди прекрасных садов. Почему случай, простой случай играет такую решающую роль в беге линий жизни и линий людских судеб.