Алексей Головин - Стезёю вечного Заката

Ночная тьма опустилась на дороги Риаджанга резко, подобно стремительно падающему топору палача. В последние годы это стало обычным делом: близилась Эпоха Ночи, что непременно следовала за долгими и светлыми тысячелетиями владычества Дня. Простой люд смирился с неизбежным, ибо ничего тут не поделаешь: им выпало жить во время смены Эпох, которое извечно знаменуется бедствиями и горестями.

Но смирение отнюдь не мешало на все лады ругать столь внезапное наступление ночи, чем и занимались самозабвенно ратники, несущие службу на западной сторожевой веже Риаджанга. Усатый воин, неспешно прохаживающийся поперёк широкого каменного моста, ведущего во внутренние пределы империи, выдал самую, что ни на есть крамольную тираду:

— Мало того, что Басилевс наш, да покусают его крысы за пятки, в какой-то блажи постановил, что лямку здесь тянуть должны не обычные стражники, а настоящие боевые дружинники! Так он ещё в скупости своей и освещением хорошим вежу снабдить указания не дал. Не видно на десяток шагов уж ни рожна! Как тут оборонить рубеж, коли вороги попрут из темноты?

Шагающий рядом с ним юный ратник испуганно заозирался. Главным образом, чтобы проверить, не слышал ли кто дерзких речей старшего. Ему-то что, он ветеран уж заслуженный, дюжину битв во славу империи прошёл, самого капитана построить может, коль разойдётся. А вот молодому дружиннику за участие в крамольных беседах и язык отсечь на раз могут, если в Опорную службу кто донесёт…

— Басилевсу мудрому виднее, — попытался урезонить он разбушевавшегося старшего. — Сказывают, тёмные силы против нас собираются. Потому и укрепляет империя рубежи у сторожевых веж.

Бывалый ветеран потеребил рукою седоватые усы и погладил пальцами косой шрам от вражьего клинка на щеке.

— Сам ты тёмный, а не силы, — снисходительно глянул он на младшего. — Ишь, перепугались все! Вон, аж магов сдерживающих с посохами на заставу пригнали, будто толк от них в реальной сече есть. Попомни моё слово: только добрый меч нам оберег надёжный от всех напастей. Да и вообще, от кого с запада-то нам обороняться? Там пусситы — дикари неразумные в хижинах кривых живут. Не им грозить империи. По этой дороге вообще никто не хо…

Воин осёкся вдруг на полуслове и застыл в той обманчиво расслабленной позе, которая для опытного глаза выказывала готовность атаковать — внезапно и сокрушительно. Широкая ладонь привычно и легко, почти нежно легла на эфес верного меча.

Молодой повернулся в ту сторону, куда настороженно глядели глаза ветерана, и увидел, как из густого ночного мрака, что окутал дальний конец моста, выходит медленно, уверенно и вовсе не таясь, высокий крепкий мужчина в плотном дорожном плаще.

Незнакомец явно направлялся прямо к тяжёлым проездным вратам вежи. Стало быть, желал попасть во внутренние пределы Риаджанга. Желать-то желал, да только не всем то дозволено.

— Не нравится мне шаг его, — сказал старший полушёпотом, так, чтобы слышал только стоящий рядом. — Явно с ратной наукой он знаком накоротке. Возможно, из форлов!

Младший невольно подобрался. Форлы — элитные убийцы, коих тренируют из бывших особо отличившихся в боях ратников всех стран. Не хотелось бы встречаться с одним из них в узком месте…

— Ты это, будь наготове, но не груби ему. Подорожную проверим, глядишь, всё в порядке с документами у него. Так и пускай себе тогда идёт с миром…

Ну, если уж бывалый ратник начинает опасаться… Молодой совсем загрустил. Вот тебе и спокойная служба на западной веже!

Незнакомец, меж тем, приблизился, скользнул по дружинникам ничего не выражающим взглядом и как-то обтёк их, проскользнул мимо, хотя, вроде, направления движения и не менял.

Ветеран понял, что следует всё-таки пресечь такое непотребство. Он прочистил горло и зычным голосом рявкнул:

— Ну-ка, стой, почтенный! Бумаги предъяви!

Мужчина в плаще внял, остановился и повернул к окликнувшему его узкое бледное лицо. Ничем не примечательное лицо, но отчего-то ратники аж попятились под взглядом холодных зеленовато-серых глаз. Кожа мужчины была бледна, даже бела, словно не видела отродясь солнечного света. Блёклые губы обрамляли редкие усики и аккуратно подрезанная чёрная, местами с рыжиной бородка. Длинные тёмные волосы свободно падали на плечи, лишь верхние пряди были затянуты под широкий кожаный ремешок, охватывающий голову. Посреди лба на этом ремешке виднелась треугольная бляха с каким-то знаком, смотреть на который отчего-то не хотелось.