Алексей Головин: Стезёю вечного Заката

— Прошу, — тихим голосом проговорил незнакомец, вытягивая из-под плаща свёрнутую, как водилось, тонкой трубочкой подорожную.

Ветеран протянул руку, не забывая следить за движениями путника, развернул бумагу и впился в неё взглядом, в душе надеясь на то, что всё окажется в порядке. Так, вот предписание допустить сего путника именем Шорх к самому главе Тайного совета при Басилевсе досточтимому Версафию (Ого!), вот подпись с вензелями этого самого главы, малая навесная печать, дата выдачи подорожной.

И слава Великому Дню, пусть проходит, право на то имеется.

— Ступайте, — сухо проговорил ветеран, возвращая бумагу. И крикнул: — Эй, отворите ворота, путник с государственным делом пройдёт!

Шорх, не удостоив его ответом, всё тем же лёгким упругим шагом направился к распахивающимся створам ворот.

И тут навстречу ему вышли двое тех самых магов, которых поминал в нелестном ключе седоусый ветеран.

Один из них заступил Шорху дорогу и, подняв длинный вязовый посох с символом Великого Дня в навершии, громко проговорил:

— Остановись, идущий, ибо чувствуем мы тени Ночи в тебе!

Этого ещё не хватало! Ветеран поспешил вмешаться, чуя недоброе. Этот таинственный гость самого Версафия может их всех прямо сейчас и здесь к праотцам отправить, почему-то был уверен опытный ратник.

— Господа маги, у него подорожная в порядке, он к самому главе Тайного Совета допущен…

— Не встревай, воин, — сурово перебил его второй маг, буравя взглядом остановившегося Шорха. — Мы вольны преграждать путь всякому, кто несёт на себе печать Ночи, — на то особое слово Басилевса имеется!

Пару секунд высокий путник разглядывал обоих магов, грозно наставивших на него посохи, затем всё тем же тихим голосом сказал:

— Убрали бы вы свои зубочистки, да исчезли бы с пути того, что выше вашего скромного разумения.

И вновь пошёл вперёд.

— Во имя Великого Дня! — вскричали оба мага и исторгли из посохов густые снопы испепеляющего света, способного оставить от человека лишь дымящуюся кучку праха.

Но не на сей раз.

Свет почему-то вдруг померк, не дотянув до Шорха расстояния ладони. Руки магов затряслись, и верные посохи выпали из враз обессилевших пальцев. Путник, даже не повернув головы, пошёл дальше в распахнутые настежь ворота.

Ветеран осознал, что произошло нечто необычное и, скрепя сердце, выдернул меч из ножен. Видать, всё же придётся потягаться с этим, чтоб его ночные комары изгрызли, форлом…

Но вдруг один из магов слабым голосом велел воину остановиться.

— Пусть уходит, коли нам наши жизни дороги… — добавил он.

А второй слепо тряс головой и бормотал:

— Не может быть!.. Не может быть!.. Это Гаситель… Гаситель явился…

— Госпожа, позвольте вашу руку. И вашего коня мы напоим…

Юный храмовый слуга вдруг запутался в словах и умолк, стоя с вытянутой рукой. Он увидел ровный золотистый круг в центре лба грациозного белого скакуна, принесшего молодую девушку в лёгком дорожном костюме. Такой круг мог означать только одно — это…

— Это не конь, — мелодичным голосом, в котором слышался сдерживаемый смех, подтвердила его догадку всадница. — Мой единорог привык сам о себе заботиться, так что, не трудитесь.

И, не опираясь на предложенную руку, девушка легко спрыгнула на землю.

— Скажите, лучше, как мне найти Владыку Кироса? — требовательно вопросила она.

— Пожалуйте за мною, госпожа Просветлённая, — низко поклонился слуга и повёл девушку к массивным вратам Северного Храма Великого Дня, что вздымал свои белоснежные стены на крутом горном пике в северном пределе княжества Басингейт.

Подниматься по винтовой лестнице центральной башни пришлось долго, и девушка совсем заскучала бы, если бы не были все стены украшены живописными пейзажами, прославляющими величие Эпохи Дня. Кисти лучших мастеров со всего света, из всех земель, разделяющих учение Великого Дня, потрудились здесь, расписывая стены одной из четырёх незыблемых святынь, стоящих вне власти какого-либо государства. Храмы Великого Дня были сами себе государствами, коим добровольно служили тысячи и тысячи последователей из разных земель Накельты.

Наконец, взору той, кого слуга назвал Просветлённой, предстала дверь молельных палат Владыки Кироса, главы Северного Храма. Слуга ещё раз поклонился и аккуратно открыл массивную створку.

Кивнув ему в знак благодарности, девушка вошла в молельные палаты, что не дозволялось ни одной простой женщине, не посвятившей свою жизнь и все силы служению Великому Дню. Лишь избранной касте чародеек-просветлённых было даровано такое право, ибо место это являлось средоточием светлых сил.