Понедельник. День и без того непростой — в выходные обычно привозят самые тяжелые случаи, — а сегодня начинают свою практику студенты. Лучших нам не присылают — их предпочитают направлять в больницу св. Мунго или Королевский госпиталь Авиценны. Конечно, чему они могут у нас научиться? Выносить судна, мыть выживших из ума волшебников, половина которых давно не поднимается с кровати, да заполнять бесконечные ведомости. Я не ожидаю от этого дня ничего хорошего.
Не успеваю я переступить порог, как навстречу уже спешит Дина Боунс, моя ассистентка.
— Доброе утро, доктор Люпин, — деловито начинает она, держа наготове планшеты с листками поступлений. — За выходные привезли двоих…
— Мистера Джефферса доставили? — не останавливаясь, я иду в свой кабинет.
— Да, еще в субботу, как и договаривались, — кивает Дина и протягивает мне один из планшетов. Я отрицательно качаю головой — потом.
— Выписка из Мунго есть?
— Да, выписка из Мунго и все заключения, — как ни в чем ни бывало продолжает Дина. — Родственники оплатили палату третьего этажа.
— Прекрасно, — бормочу я, открываю дверь кабинета, ставлю портфель на стол и сбрасываю мантию. На телефоне мигает лампочка. Потом посмотрю, кто звонил. Дина молча ждет в дверях. Я надеваю халат, кладу в карман палочку и не глядя протягиваю руку. Дина тут же подает мне планшеты. Я быстро просматриваю поступивших в выходные.
— Опять, — недовольно ворчу я, откладывая карту Джефферса и оставляя другую. — Ну почему к нам везут бродяг со всей Британии?.. Кстати, что там студенты?
— Очень милые молодые люди, — улыбается добросердечная Дина.
— Вы всегда так говорите, — замечаю я. — А потом начинаете жаловаться, что они целыми днями сидят в курилке и травят анекдоты. Ладно, давайте их сюда. Сделаем обход вместе, посмотрим, из какого они теста.
— Между прочим, они здесь с субботы, — с гордостью говорит Дина. Я удивленно поднимаю на нее глаза:
— С субботы? Практика начинается только сегодня.
— Сказали, что хотят осмотреться, познакомиться с пациентами, с коллективом, спокойно во всем разобраться…
— И что, уже разобрались? — язвительно спрашиваю я, направляясь к двери. Мы выходим в коридор.
— Я их позову, — говорит Дина. — Они в ординаторской.
— А где этот? — Я поднимаю планшет.
— Его мы пока не определили, так что в восьмой.
— Ведите туда ваших милых молодых, — говорю я и отправляюсь в восьмую палату, а Дина спешит в ординаторскую.
Восьмая палата находится в самом конце коридора. У двери в процедурный кабинет на облезлых стульях сидит несколько молчаливых стариков; рядом — пожилая медсестра. Она здоровается со мной, я киваю в ответ. Младший персонал сменяется так часто, что я не успеваю запомнить имен. В холле, где стоит большой телевизор (подарок спонсоров), в ожидании утренних новостей собираются ходячие пациенты. Приглядывающая за ними медсестра поливает цветы на подоконнике. "Здравствуйте, доктор". Здравствуйте. Я прохожу дальше и открываю дверь в восьмую.
Здесь стоят четыре кровати, три из них пусты. На четвертой, лицом к окну, сидит поступивший вчера старик. Имя в карте не указано, написано только, что найден на улице и доставлен на скорой. Целый букет болезней — легкие, печень… Я беру стул, ставлю рядом с окном, сажусь и смотрю на старика.
Его уже привели в порядок — вымыли, причесали, переодели в белую больничную пижаму и толстые вязаные носки. Он сидит, глубоко и тяжело дыша, слегка наклонив подрагивающую голову и закрыв глаза; руки сложены на коленях; глубокие морщины делают лицо похожим на трагическую маску. Может показаться, что он спит.
— Здравствуйте, сэр, — говорю я чуть громче обычного. — Меня зовут Теодор Люпин, я ваш лечащий врач. Вы находитесь в хосписе "Эльдорадо"…
Дверь открывается, и в палату входят студенты вместе с Диной. Я поднимаюсь со стула.
— Добрый день, доктор Люпин, — жизнерадостно говорит один из них, протягивая руку. — Майкл Хансен.
Я молча киваю и по очереди пожимаю руки всем троим. Имена быстро вылетают у меня из головы, но, к счастью, для таких забывчивых существуют нагрудные карточки. Студенты останавливаются рядом с кроватью, я сажусь обратно, собираясь продолжить, но тут старик открывает глаза и смотрит прямо на меня.
Внутри у меня все обрывается. Эти глаза невозможно забыть, если видел их хотя бы раз. Но сейчас в них нет ничего, что вызывало в нас трепет пятьдесят лет назад. Я вижу лишь обреченность и отчаянное стремление не показывать свою слабость, упрямое нежелание смириться с происходящим.
Читать дальше