Алексей Пехов: Крадущийся в тени

Тихо, так тихо, что слышно, как мотыльки цепляются хрупкими крылышками за ночную прохладу. Пора уже отправляться по своим делам, стража давно прошла, но я сегодня что-то слишком осторожничаю… Некое необъяснимое чувство заставляет меня задержаться возле стены здания, погруженного в тень.

Тень — моя подруга, моя любовница, моя напарница. Я прячусь в тени, я живу в ней, только она всегда готова принять меня, спасти от стрел, злобно сверкающих в лунной ночи клинков или от кровожадных золотых глаз демонов. Тень, как говорит добрый жрец Сагота брат Фор, когда хватит лишку во время наших редких встреч, тень является сестрой тьмы. А от тьмы недалеко и до Неназываемого. Чушь! Неназываемый и тьма? Абсолютно разные вещи, это все равно что сравнивать огра и великана. Тень — это жизнь, тень — это свобода, тень — это деньги, тень — это власть, тень — это репутация. Уж Гаррет-тень знает об этом не понаслышке. Тень появляется только тогда, когда существует хотя бы крупица света, так что сравнивать ее с тьмой по меньшей мере глупо. Но моему старому учителю я, естественно, это не говорю. Яйца курицу не учат.

На узкой ночной улочке с каменными домами, заставшими Тихие времена, не раздавалось ни звука, лишь поскрипывала жестяная вывеска над лавкой булочника от гуляющего по крышам города слабого ветерка. Медленный серо-желтый ночной туман, которым славилась наша столица (говорят, фокус какого-то мага-недоучки прошлого, от которого не могут избавиться и поныне все архимаги королевства), застилал мощенную грубым камнем и избитую телегами мостовую.

Тихо.

Тихо, словно в склепе богатея, после того как его навестила стая мелких городских воришек. Скрипит вывеска, гуляет ветерок, медленно и лениво плывут облака по ночному небу. Но я все еще стою, слившись с тенью здания и стараясь не шевелиться. Интуиция и мой житейский опыт заставляют вслушиваться в тишину ночного города. Ни одна, даже пустынная, улица не может быть такой тихой. Особенно эта, где живут только одни лавочники. В ночи должны быть звуки. Крысы, шуршащие в мусоре, храпящий тут же пьяница, которого уже успели почистить карманники, прежде чем забиться в какую-нибудь щель на ночь. Храп из окон седых домов, крадущаяся во тьме грязная собака. Тяжелое дыхание новичка-разбойника, в ожидании своей жертвы застывшего во мгле с зажатым в потной ладони ножом. Шум в лавках и мастерских — даже по ночам в некоторых из них кипела работа. Ничего этого не было на темной узкой улочке, укутанной в перину тумана. Ничего, кроме тишины и мрака.

Ветерок сильнее загулял в крышах старых зданий, и тяжелые серые облака понеслись по небу, словно стадо больших пушистых овец, обнажая небесный купол. Беспечный гуляка-ветер ласково трепал волосы, но я не смел накинуть даже капюшон.

Сагот! Что же это?

Как бы отвечая на мою молитву, славный бог всех воров дал ушам больше чуткости. Шаги. Торопливые шаги человека, которые не смог приглушить даже туман, расползающийся серо-желтой накипью над каменной мостовой. В соседней выемке, располагающейся на стене здания напротив, я заметил мимолетное колебание во тьме.

Кто-то прячется? Я всмотрелся в чернильную ночь. Нет. Показалось. Слишком волнуюсь в ожидании несуществующих неприятностей, старею, наверное. Чья-то требовательная рука удержала меня на месте, как бы говоря: стой, обожди, еще не время. Х’сан’кор меня сожри! Что же происходит на тихой темной улочке ремесленников?

Шаги между тем раздавались все громче и громче. Человек шел с улицы, куда пять минут назад свернула городская стража. Я замер и постарался слиться с тенью. Опасность ленивым призраком кружила надо мной.

Человек показался из-за поворота улицы и быстрым шагом, переходящим в бег, направился в мою сторону. Дурак или храбрец, если один шастает в темноте? Скорее всего, первое — храбрецы долго не живут в нашем мире. Хотя дураки тоже, если они не шуты нашего славного короля. Какое неотложное дело заставило выйти его на ночную улицу, где даже масляные фонари не горели? Попробуйте найти фонарщика, который высунет в это время нос в кромешную тьму. Это ведь не Тихие времена, когда ребенок спокойно мог пройти в самую глухую ночь из одного конца Авендума в другой и с ним ничего бы не случилось.

Человек приближался. Высокий, хорошо, можно сказать богато, одетый, рука лежит на рукояти приличного меча. Служит важной шишке, наверное.

Облака снова наползли на небо, закрыв своим телом выступившие на небе звезды, и к полной тьме добавилась тьма кромешная. Я уже не смог разглядеть лица спешащего человека. Он поравнялся со мной и даже не заметил тихо стоящую в тени тень. Если бы я захотел и протянул руку, то снял бы у него с пояса пузатый кошелек. Но я не мелкий карманник, чтобы падать так низко, времена молодости давно канули в Лету, да и судьба подсказывала, что сейчас не стоит не то что дергаться, а даже глубоко дышать.