Джулия Джонс - Чародей и Дурак

— Стало быть, ты не знаешь, что герцог умер. А его новая жена скрылась, опасаясь гнева Катерины.

— Почему Меллиандра боится Катерины?

Джека уже не заботило, что подумает Экльс: главное было добиться правды.

— Полгорода считает, что это она впустила убийцу в спальню герцога. Катерина хочет казнить ее.

— Она все еще в Брене?

— По всей вероятности, да. Если бы она покинула город, лорд Баралис знал бы об этом.

Баралис? Джек почувствовал, как бьется кровь в его жилах.

— Откуда Баралис может об этом знать?

— Лорд Баралис теперь почитай что правит городом. — Ударение, сделанное Экльсом на слове «лорд», говорило о многом. — Нынче я слышал, что госпожа Меллиандра будто бы ждет ребенка, — говорят, что ее отец мутит воду в городе, утверждая, что ребенок этот от герцога. Не знаю, правда это или нет, но уж будь уверен — лорду Баралису это придется не по вкусу.

У Джека сжалось горло. Мелли в опасности!

— Она бежала одна?

— Говорят, с ней отец и герцогский телохранитель. Есть и такие, кто толкует, будто телохранитель этот — ее любовник. — Экльс пожал плечами. — Впрочем, вскоре и правда, и ложь утратят всякое значение.

— Почему?

— Потому что через несколько недель Брен сровняют с землей.

Надо идти к Мелли — тотчас же. Надо идти в Брен. Экльс отхлебнул из своего меха.

— Что-то ты слишком волнуешься, парень, для тихого горного жителя, — сказал он, испытующе глянув на Джека.

Джек заставил себя дышать ровно. Он расслабил мускулы. Нельзя давать Экльсу повод для подозрений. Меньше всего Джеку сейчас хотелось выпить, но он все-таки выпил, надолго припав к чаше, чтобы дать себе время опомниться.

Идти в Брен прямо сейчас, ночью, было бы неразумно: кругом темно, а он слишком легко одет и обут для перехода через горы. И потом, надо непременно повидаться с Тихоней. Джек мог только догадываться о том, почему травник утаил от него эти известия, и хотел услышать об этом от самого Тихони. Им есть о чем поговорить — и в первую очередь о лжи, прикрывающейся благими намерениями.

— Мне бы переночевать где-нибудь, — сказал он Экльсу. — А уйду я еще до рассвета.

— В Аннисе светает поздно, — ответил пекарь, желая этим сказать, что Джек может остаться. — Ложись прямо тут, у огня. Остальным незачем знать об этом — все равно они скоро разойдутся по домам. Только постарайся уйти до того, как служанка утром явится менять камыш на полу.

Хват решил вернуться к дому Кравина длинной дорогой. После стычки со Скейсом он больше никому и ничему не доверял. Кто бы ни встречался на пути — пьяница, уличная женщина либо бродячая кошка, — он тут же пятился назад или сворачивал в сторону, а порой делал и то, и другое. Никакая предосторожность не бывает лишней, когда возвращаешься в свое логово. Скорый когда-то за одну ночь обошел Рорн трижды, проплыв от северной гавани до южной в лодке ловца крабов, дважды менял лошадей и спутников и не менее четырех раз переодевался, чтобы сбить погоню со следа. Хват с грустью вздохнул, вспоминая об этих подвигах, ставших легендой в среде карманников.

Вдохновленный мыслью о Скором, не побоявшемся ни соленой воды, ни незнакомых улиц, ни женского платья — в последний раз он нарядился старой молочницей с деревянными ведрами, коромыслом, да к тому же хромой, — Хват решил совершить еще один круг, прежде чем направиться к убежищу.

Для своего кружного пути он выбрал улицу, изобилующую тавернами, борделями и пирожными лавками. Свет, сочившийся из дверей и ставень, даже ободрял его — он как-то потерял вкус к темноте.

Он поплевал на ладонь и пригладил волосы, желая предстать перед Таулом в достойном виде. Исследовав свою шевелюру, он обнаружил над левым ухом плешь величиной с пятигрошовую монету. Встревоженный Хват, слышавший от Скорого, что вырванные волосы никогда уже больше не вырастут, остановился и принялся рыться в своей котомке. После непродолжительных розысков, сопровождаемых тихими проклятиями по адресу Скейса, он нашарил деревянную ручку своего зеркальца.

Удостоверившись, что никто на него не смотрит, Хват подкрался к ближайшему дому и встал на цыпочки под открытой ставней, чтобы поймать падавший оттуда свет. После множества сложных манипуляций он ухитрился наконец уловить в зеркале отражение своей новоприобретенной плеши.

Как ни странно, на вид она оказалась совсем не такой большой и голой, как на ощупь. Из-за такой малости определенно не стоило волноваться.