Моранн Каддат - Сказания о Хиль-де-Винтере

Поэтому первым, что мне бросилось в глаза в зале — была великолепная расшитая золотом мантия, струившаяся тяжелыми складками с резного трона Сеймурии. Уже после я обратил внимание, что собравшиеся в Тронном зале все, как один, держали руки у пояса, где подвешено оружие, и пристально следили за мной, слишком пристально, ожидая, когда я приближусь к ним. Я взглянул в глаза вдовствующей королеве и понял, что просто так престол она не отдаст, и остановился в нерешительности, застывший, как памятник Первому королю во дворе у фонтана.

— Что же вы медлите, герцог Эритринский? — Обратилась она ко мне, не замечая, что вопреки закону назвала меня герцогом. — Все уже приготовлено к церемонии.

Я в нерешительности топтался на месте, краем сознания понимая, что меня ждет. Проблема была в том, что я никогда не сталкивался ни с чем подобным, с изменой и предательством, строго говоря, я вообще жил при дворе словно у короля за пазухой, пестуемый им взамен всех его погибших при Горэйле детей. Наконец, я самонадеянно решил, что никто и ничто не может мне помешать получить мантию престолонаследника, и я двинулся за ней.

Я скорее чувствовал, чем видел, как меня медленно окружали со всех сторон. Звенели мечи, вытаскиваемые из ножен, лица их обладателей принимали жестокое и циничное выражение. Краем глаза я заметил, что они ходят и выстраиваются на шахматном полу дворца, как пешки. И лишь королева оставалась на своем месте, словно ферзь, ждущая своего хода, чтобы нанести решающий удар противнику.

Я ринулся к дверям, надеясь спастись бегством. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы прыжками преодолеть парадный коридор и достичь главной лестницы. Я бежал так, как не бегал никогда в жизни, понимая, что от этого зависит моя жизнь. Одним прыжком я перемахнул через полпролета, но тут же заметил, что навстречу мне неслась дюжина вооруженных стрельцов из королевской охраны. По иронии судьбы они сейчас занимались противоречащим своим прямым обязанностям делом.

Я повернул обратно, хотя и оттуда слышался топот моих преследователей. Наконец, настал момент, когда я очутился прямо в центре узкого коридора, а справа и слева ко мне приближались гвардейцы. Я в ужасе заметался в поисках выхода. Мне казалось, все, я загнан в угол и участь моя предрешена. Но выход все же был. И я воспользовался им, выпрыгнув из окна третьего этажа.

Като от удивления пролила на себя остатки отвара.

— Как же вы ничего не сломали? — спросила она, энергично растирая пятно салфеткой со стола.

— У жены трактирщика есть чистая одежда, графиня…

— Я бы хотела послушать, что случилось дальше, — ответила Като, бросив салфетку.

— А дальше мне просто повезло. Если бы я упал на спину, то неминуемо повредил бы хребет, а гвардейцы прирезали бы меня в том кусте гортензии, как поросенка для праздника Урожая. Но, как я уже говорил, мне посчастливилось упасть на руку, которую я тут же и сломал.

Като хмыкнула.

— Невелико счастье.

Герцог почти сердито посмотрел на нее.

— Нужно благодарить судьбу за то, что не случилось чего-то худшего, а не сетовать на нее, за то, что жизнь не постелька с розами. — Матей явно смотрел на мир иначе, чем Като. Помолчав немного, он продолжил.

— Радуясь, что так легко отделался, я подвелся на ноги и узрел откуда-то взявшегося взнузданного и оседланного пасущегося скакуна, прямо под окнами покоев, на королевской клумбе. Думаю, его предусмотрительно оставил там для меня мой старый мудрый конюх. Вскочил я тогда на коня как раз вовремя: гвардейцы едва не настигли меня, когда я на полном скаку пронесся мимо.

Не зря говорят, что у страха глаза велики. Сколько мы скакали по городу, столько мне казалось, что за мной гонятся. И даже когда мы свернули в лес на окраине Альбиции, мне чудился стук копыт позади. Нервы мои окончательно сдали, я и не замечал, что постоянно подстегиваю скакуна, заставляя его нестись все быстрее и быстрее. Мы не доехали даже до первого хребта северных отрогов Ульмских гор, и бедное животное пало от изнеможения. Мне ничего другого не оставалось, как бросить загнанную лошадь и продолжить свой путь пешком, одному, в мрачном лесу без оружия. Я не захватил даже перочинного ножа, а со всех сторон до меня доносился вой и крики диких зверей, вышедших на охоту. Но тогда я боялся встречи с гвардейцами больше, чем с самым свирепым хищником.

Я шел сколько мог, есть хотелось неимоверно, и как назло я не нашел в лесном дерне ни одной ягодки. Хотя, думаю, они бы только раздразнили мое чувство голода. Усталость тоже взяла свое, и я опустился под ближайшим деревом, потому что ноги мои подкосились. Вокруг ползали муравьи, дождевые черви и какие-то жуки. Помнится, я смотрел на них и гадал, такие же они гадкие на вкус, как и их вид, или нет. Спать не хотелось. Так я и просидел до утра, размышляя о том, куда мне идти и к кому податься. Вспомнив, что до Совитабра должно быть меньше дня пути верхом, я решил идти в этом направлении. Я надеялся обратиться к главе города, наивно думал, что он поможет мне вернуть законный престол. А сейчас мне смешно, когда я вспоминаю подобные мысли. Уж кто-кто, а главы этого городишки всегда умели остаться при своем и не перечить Первопрестольной.