Мэри Стюарт - Недобрый день

Мордред упрямо не поднимал глаз.

— А когда королева родит вам других сыновей?

— Не родит. Королева бесплодна. И довольно об этом, Мордред. А будущее покажет. Принимай то, что жизнь предлагает тебе здесь, под моим кровом. Все принцы оркнейские заживут в почете и уважении, как то и подобает сиротам королевской крови, а ты… сдается мне, что в итоге ты обретешь и большее. — В глазах бастарда снова что-то вспыхнуло. — Я говорю не о королевствах, Мордред. Но возможно, что сбудется и это, если ты в достаточной мере мой сын.

И вдруг самообладание оставило мальчика. Он задрожал. Закрыл лицо руками.

— Пустое, вздор, — глухо произнес он. — Я-то думал, меня накажут за Габрана. Может, казнят. А теперь — вот это все. Что теперь будет? Что теперь будет, сир?

— Если ты о Габране, то ничего, — отозвался король. — Его можно только пожалеть, но смерть его в известном смысле заслуженна. Что до тебя, пока все останется как есть, разве что нынче вечером ты не вернешься в общую спальню. Тебе нужно побыть одному, свыкнуться с тем, что ты только что услышал. Никто удивляться не станет; все решат, что тебя держат взаперти из-за убийства Габрана.

— А Гавейн и остальные? Нужно ли сообщить им?

— Я поговорю с Гавейном. Остальным достаточно знать только то, что ты сын Моргаузы и старший из племянников верховного короля. Этого довольно, чтобы объяснить твое положение при дворе. Но Гавейну я скажу правду. Он должен понять, что ты не претендуешь ни на Лотиан, ни на Оркнеи, — Артур обернулся к двери. — Слышишь: снаружи меняется стража. Завтра день Митры и христианское Рождество, а для тебя, я полагаю, какой-нибудь зимний праздник в честь ваших чужеземных оркнейских богов. Для нас всех — начало новой жизни. Так что добро пожаловать в Камелот, Мордред! А теперь ступай и попытайся заснуть.

Вскоре после Рождества густо повалил снег, и дороги сделались непроходимы. Прошло около месяца, прежде чем возобновились регулярные разъезды королевских гонцов. Не то чтобы это имело значение: в ту пору и сообщать было не о чем. В разгар зимы даже самые одержимые вояки сидели в четырех стенах, поддерживали огонь да занимались домом и нуждами семейства. Как кельты, так и саксы жались ближе к очагу и даже если и вострили клинки в свете зимних огней, все знали, что до прихода весны оружие не понадобится.

Жизнь оркнейских принцев в Каэрлеоне, несмотря на ограничения, вызванные непогодой, была-таки событийной и достаточно насыщенной, чтобы развеять мысли об островном доме, который в любом случае в середине зимы сулил мало приятного. Учебный плац перед крепостью расчистили, и занятия велись почитай что ежедневно, невзирая на снег и лед. И результаты уже давали о себе знать. Четверо сыновей Лота — особенно близнецы — по-прежнему отличались буйным, прямо-таки необузданным нравом, но вместе с боевыми навыками приходило и понимание дисциплины, а с ним — своеобразная гордость. Четверка по-прежнему сама собою распадалась на две пары: с одной стороны близнецы, с другой — Гавейн и малыш Гарет, однако ссор стало меньше. Основное различие проявлялось в обхождении братьев с Мордредом.

Артур должным образом переговорил с Гавейном, и в долгой беседе, надо думать, прозвучала не только правда о происхождении Мордреда, но и веское предостережение. И отношение Гавейна к сводному брату заметно изменилось. В его манере держаться в равной степени сочетались сдержанность и облегчение. Старший сын Лота удовлетворенно осознал, что на его собственный статус никто не покушается и что его права на Оркнейское королевство поддержит сам верховный король. Но за всем этим ощущалось нечто от прежней отчужденности, возможно, даже обида: ведь как незаконный сын верховного короля Мордред стоял выше Гавейна. А здесь вмешивалось благоразумие, основанное на раздумьях о будущем. Все знали, что королева Гвиневера бесплодна, так что Гавейн понимал: более чем вероятно, что в один прекрасный день Мордреда провозгласят Артуровым наследником. Сам Артур был зачат вне брака; отец признал его уже взрослым; глядишь, настанет и черед Мордреда. По слухам, у верховного короля были и другие незаконные дети; поминали по меньшей мере о двух. Однако их ко двору не призывали, и король не благоволил к ним так, как к Мордреду. Даже королева Гвиневера привязалась к мальчику и удерживала его при себе. Так что Гавейн, единственный из сыновей Лота, знавший правду, выжидал и осторожно пытался вернуться к той сдержанной дружбе, что некогда связывала его со старшим братом.