Андрей Дашков - Звезда Ада

Тень была почти неразличима и стремительно передвигалась; Слоту даже почудилось, что он услышал очень слабый, но страшный крик какого-то существа, может быть, птицы. В то же мгновение, впервые за много дней, он ощутил нечеловеческую легкость, словно избавился от тяжких земных забот. Все зло мира показалось ему не более чем выдумкой слепцов, а гнетущее наследие Фруат-Гойма — действительно кошмарным сном.

Золотистое сияние исходило от фигуры альбиноса, и Люгер заметил, что такое же сияние исходит от его собственной кожи. В этом сиянии преобразился даже облик Стервятника: исчезли тени в глубоких впадинах глазниц, и зеленые глаза засверкали чистым незамутненным блеском; каждый пепельный волос на голове отделился от остальных, и голубые огни вспыхнули внутри этого вспененного облака…

Люгер ясно видел, как рассасываются старые шрамы на теле; его наполнила пьянящая и в то же время невероятно успокаивающая сила, безразличная к любым влияниям извне. Время прекратило свой бег, пространство стало абсолютно прозрачным: в голубом бесконечном океане, которым была Вселенная, поплыли призраки звезд…

Возвращение к реальности оказалось разочаровывающим и противоестественным, как обратное превращение чудесного цветка в сморщенное семя, тонущее в грязи. Багровый туман истек в отверстия, забранные бронзовыми решетками; в привычном, сжавшемся до размеров комнаты пространстве проступили из полумрака силуэты человеческих фигур. На телах людей стали заметны прежние изъяны, как и шрамы на теле самого Люгера.

Лейтенант ордена быстро оделся и приказал Стервятнику сделать то же самое. В его глазах не осталось и следа пережитого экстаза. Впрочем, и Люгер забыл о ритуале удивительно быстро, словно человеческая память не являлась достаточно подходящим вместилищем для подобных вещей.

Пока он одевался, старик-альбинос пристально смотрел на него. В его взгляде была странная смесь отвращения, пренебрежения и удивления, как будто присутствие Слота оказалось здесь совершенно неуместным и назойливым, но в то же время неизбежным.

Это было уже слишком. Маска всеведения всегда чрезвычайно раздражала Люгера. Он дерзко подмигнул старцу на прощание и покинул ритуальную комнату вслед за лейтенантом.

Тот провел его через множество помещений, пустых и заставленных роскошной мебелью, по лабиринту лестниц и переходов, мимо темных комнат, в которых тлел холодный белый огонь, и сквозь туннели с переливающимися стенами, будто сделанными из вязкой смолы… В конце концов они оказались, насколько мог судить Люгер, в самой верхней части башни.

Огромный полутемный зал, ориентированный по четырем сторонам света, был их целью. На север, запад, юг и восток выходили арки из белого эворийского мрамора, а за ними обнаруживались коридоры со сводчатыми потолками. Коридоры заканчивались большими зеркалами в два человеческих роста, в каждом из которых отражалось противоположное зеркало и, соответственно, бесконечная последовательность самоповторений. Таким образом, каждое зеркало уводило в иллюзорный туннель, как бы продолжавшийся внутри непоколебимых стен башни.

Странность, присущая этим зеркалам, заинтересовала Люгера больше, чем любые другие чудеса башни. Зеркальные поверхности казались то мутными, то подернутыми рябью, словно обдуваемые ветром озера; часто изображения в зеркалах вообще не соответствовали тому, что находилось перед ними, а порой они становились чистыми и прозрачными, как горный хрусталь, и тогда не отражали вообще ничего, кроме нежнейшей голубизны. Но большую часть времени они выглядели все же как обыкновенные зеркала, и в каждом из них можно было видеть уходящую в бесконечность анфиладу полутемных залов.

— Я привел человека, о котором докладывал Вашей Святости, — провозгласил лейтенант, остановившись у края белого круга в центральной части зала. Акустика здесь была превосходной. Голос офицера прозвучал громко, отчетливо и канул в тишину без малейшего эха…

Люгер вглядывался в полутьму, господствовавшую в глубине помещения, чтобы увидеть того, к кому были обращены эти слова, но увидел только нечто вроде ложа из драгоценного сандалового дерева, стоявшего на возвышении из полированного камня.

— Подойди ко мне, Люгер, — раздался голос, хорошо знакомый Стервятнику и в то же время неуловимо изменившийся.

Слот вступил в белый круг и ощутил внезапную тяжесть, навалившуюся на его плечи. Он приостановился в недоумении, но лейтенант сделал нетерпеливый жест рукой, и Люгер двинулся к центру круга.