Андрей Дашков - Сборник Змееныш

Почти никто, кроме Мальвиуса, не знал о порочном прошлом Венги, и он осмелился на рискованный шаг — начал изредка появляться с нею в свете, представляя ее как родственницу, приехавшую из провинции. Единственное, что могло выдать, кем она является на самом деле, это татуировка на интимной части любвеобильного тела, поэтому своим туалетом ей приходилось заниматься самой, без служанок.

Правда, существовал еще неизвестный прокурору и даже владельцам публичных домов посредник, поставлявший в столицу женщин. Переговоры с ним всегда велись через подставных лиц, и расспросы ничего не дали. Вероятнее всего, загадочный посредник вообще не появлялся в Элизенваре, но мысль о том, что он все-таки жив, была причиной того, что у Мальвиуса иногда портилось настроение. Он видел в этом неизвестном человеке неустраненную опасность и чувствовал некую незавершенность, как будто не доиграл партию в шахматы с серьезным противником, хотя у него были две лишние пешки.

А по мнению Венги, определенные неудобства, связанные с необходимостью строго хранить тайну, разглашение которой могло стоить Мальвиусу карьеры, вполне окупались роскошью, что окружала ее благодаря последнему и самому жестокому любовнику. Ей нравилось чувствовать себя знатной дамой и ездить в дорогих экипажах, носить красивые платья и очаровывать придворных щеголей, ее и прежде ослеплял мишурный блеск поддельных драгоценностей, не говоря уже о настоящих. Плата за все это была не так уж велика, ведь в Круах-Ан-Сиуре с нею, случалось, обращались гораздо хуже. Иногда она даже получала удовольствие от жестокости стареющего карлика, так что оба были не в накладе.

Терзая плоть этой податливой и безотказной живой игрушки, Мальвиус испытывал глубочайшее удовлетворение, сравнимое только с упоением своей безграничной властью. Когда жертвы корчились перед ним во время допросов с пристрастием, умоляя о пощаде, он чувствовал почти то же самое, что и теперь, при виде связанной рабыни, сладострастно извивавшейся под его хлесткими ударами…

Наконец Мальвиус отбросил в сторону плеть и впился зубами в упругое молодое бедро. Кровь ударила ему в голову. Ослепленный похотью, он на ощупь нашел грудь Венги и сильно сжал ее руками. Тело рабыни было в изобилии усеяно следами его укусов, и только благодаря остаткам благоразумия он не наносил ей увечий. Что бы там ни было, он же не собирался портить самую лучшую игрушку в своей жизни.

Город изменился. В этих изменениях ощущалось не просто плавное течение обыденной жизни, но дыхание иного времени.

Как только Люгер появился в Элизенваре, его подозрение подтвердилось. Согласно календарю, заканчивался двенадцатый месяц 3017 года от Рождества Спасителя, и значит, либо весь мир сошел с ума, либо Стервятник провел в Лесу Ведьм более пятнадцати лет. Сам он не чувствовал себя постаревшим, да и выглядел как будто по-прежнему, но для всех остальных минули годы, пока он находился в плену у мокши. Он не знал, считать ли это невосполнимой потерей или издевкой судьбы, сохранившей его в расцвете сил для новых жестоких испытаний. В последнем случае ему, возможно, предстояло оплатить долг величиной в треть или четверть жизни.

Вначале Люгер отнесся почти безразлично и к такому обороту событий, но потом понял, что, если Сегейла жива, то она стала старше его на несколько лет. В этом свете приобретали зловещий и пророческий смысл слова Слепого Странника о любви старухи. Проклятый слепец никогда не ошибался, в чем Слот очередной раз убедился. А еще Странник говорил что-то о «дочернем поцелуе» и «лебедином гнезде»…

Стервятник себя не обманывал: после разлуки с ним в жизни Сегейлы, вероятно, хватало лишений и унижений. А может, она нашла утешителя? Разве сам Люгер надеялся всерьез, что любовь вернется и все будет по-прежнему? Он просто верил в неизбежность встречи, невзирая на то, что эта встреча не обещала обеим сторонам ничего, кроме разочарований и обманутых ожиданий. Он должен был довести свои поиски до конца.

Женщина, постаревшая на пятнадцать лет, — это ли не кошмар, похожий на неотвратимое колдовство? А виновником был помощник королевского прокурора Мальвиус, и жажда мести, совершенно отделенная от бесплодных сожалений и неизбывной тоски, разгоралась в сердце Стервятника с новой силой.

Тем не менее он действовал хладнокровно и без лишнего риска. Он прошелся по трактирам, угощал и пил сам, внимательно слушал и задавал осторожные вопросы. Так он узнал, что Мальвиус стал королевским прокурором шесть лет назад, после смерти своего предшественника, обойдя нескольких высокородных, но менее изворотливых претендентов на этот весьма влиятельный пост. По слухам, в изобилии ходившим среди обитателей городского дна, с тех пор Мальвиус обрюзг, сделался еще более отвратительным внешне и еще более изощренным в преследовании порока — или того, что он считал пороком.