Андрей Дашков: Сборник "Змееныш"

Без малейшего звука меч вошел под лопатку зверя и пронзил сердце. В одно неописуемое мгновение ослепительная молния расколола багровую преисподнюю, и она исчезла вместе со своими обитателями.

Люгер снова оказался в ночном лесу, и время помчалось, как спущенный с цепи пес. Издыхающий зверь ткнулся мордой в живот Стервятника, но огромные загнутые клыки не причинили тому вреда. Глаза кабана уже стекленели, из пасти текла кровавая пена, а в боку торчал меч, вонзенный в тушу на половину своей длины…

Люгер с облегчением перевел дух. Все-таки хироманты не ошибались — знак на правой ладони хранил его для другой смерти.

Когда закончилась краткая агония и кабан затих, Стервятник не без труда извлек меч из раны и вытер клинок белым батистовым платком. Некоторое время он стоял над трупом поверженного врага, ожидая превращения, но его так и не последовало.

Люгер был измотан до предела и совершенно обессилел. Нетвердым шагом он вернулся к экипажу. Сегейла встретила его посреди аллеи; в ее объятиях он будто заново родился.

По-видимому, только суеверный страх и жадность помешали кучеру обратиться в бегство. Теперь он прятал глаза, но Слот не имел к нему претензий. Учитывая то обстоятельство, что гарбиец даже не был слугой Стервятника, любой на его месте предпочел бы остаться сторонним наблюдателем.

Люгер помог Сегейле сесть в карету, а сам отправился к дому пешком, несмотря на то, что уже заметил следы чужого присутствия. Схватка с кабаном наделала немало шума, но хозяина никто не встречал, и это было плохим признаком.

Вскоре опасения подтвердились — возле парадного входа он увидел белеющий в траве череп собаки. Боль пронзила холодное сердце Стервятника. Последние сомнения исчезли — его верный друг Газеус был мертв.

Череп намеренно положили так, что его нельзя было не заметить. Кто-то пытался оградить жилище от враждебных духов, балуясь с черной магией, но Люгеру сразу же стало ясно, насколько жалкими были эти попытки. Стоило ему убрать череп из угла плохо замаскированной пентаграммы, и слабое заклятие, которое могло повредить человеку, но не демону, тотчас же распалось.

Нанятый Люгером кучер-гарбиец оказался перед трудным выбором — задержаться до утра в этом жутковатом месте или отправиться в обратный путь до Элизенвара через не менее пугающий лес, да еще в темноте. В конце концов, под впечатлением удивительной победы, одержанной Стервятником, он решил заночевать в поместье. А Люгер, раздраженный тем, что некому было принять лошадей, показал ему на темный силуэт конюшни, видневшийся неподалеку от правого крыла дома.

Поддерживая Сегейлу под руку, Слот повел ее к двери, держа в руке обнаженный меч. События этой ночи омрачали и без того тяжелую для нее поездку. Люгер испытывал неведомое ему прежде чувство вины. Не таким, совсем не таким представлял он себе свое возвращение…

Дверь оказалась не заперта, и он распахнул ее ударом ноги. Большой зал первого этажа был выстужен и пуст. Лунный свет, падавший через высокие зарешеченные окна, расчертил каменный пол на яркие четырехугольники. Каминная решетка была присыпана золой.

— Теперь это твой дом, — сказал Люгер Сегейле, и тотчас же сам почувствовал, что его слова прозвучали как злая насмешка. Но, против ожидания, Сегейла прильнула к нему и слабо улыбнулась.

Оставив женщину на пороге, чтобы лишний раз не подвергать ее жизнь опасности, Слот обошел зал, пытаясь понять, что случилось за время его отсутствия и откуда исходит угроза, которую он ощущал каждой клеткой своего тела. Многочисленные следы образовали дорожки в пыли, которые пролегали от двери к лестнице, ведущей на верхние этажи. И если кто-то прятался там от законного хозяина, значит, этой ночью, начавшейся столь бурно, Стервятнику следовало ожидать других неприятностей.

Впрочем, у него не было выбора. Со всеми предосторожностями он проводил Сегейлу в старую спальню на втором этаже и нашел свою кровать нетронутой. В подсвечниках торчали огарки. Люгер соединил ладони, а затем медленно развел их. Между ними вспыхнуло холодное голубое пламя, не обжигавшее кожу. Что касается магии, то по крайней мере в родовом гнезде с Люгером по-прежнему пребывали духи. Это вряд ли могло послужить утешением: он оставался уязвимым для гораздо более сильного колдовства… Он зажег свечи, и спальня сразу же сделалась уютной в их теплом желтоватом свете.