Томас Барнс - Хозяин тумана

Маар Шестипалый встретился взглядом со своей любимой дочерью, уплывавшей от него в черной лодке. В ее глазах читалась невероятная тоска. Отчаяние наполняло до предела ее душу.

О, как она была хороша и как она была совершенно непохожа на остальных девушек! Лицо ее было так восхитительно, что все гости племени нууку, все незнакомые мужчины любого возраста буквально столбенели и не могли оторвать от нее взгляда.

Сам Маар предпочитал не расставаться с ней надолго. Конечно, порой он разлучался с ней, отлучаясь в глухой лес на охоту, или отправляясь во владения соседних племен для обмена товарами.

Но потом, по возвращении, при виде своей дочери он частенько ловил себя на мысли о том, что получает невероятное наслаждение. На некоторое время, общаясь с Раттой, Шестипалый как-то забывал про весь окружающий мир и про все свои неотложные дела.

Седовласый вождь терял себя, растворяясь в любовании царственной девушки. После этого обычно даже не мог припомнить, чем он, собственно, был все это время занят.

В такие мгновения он иногда проклинал судьбу за то, что в свое время посмотрел пристально в глаза и назвался этой красавице отцом. С тех пор, по древнему обычаю, он стал с ней одной крови и не мог даже пальцем прикоснуться к ней.

Вождь не мог даже подумать об обладании красавицей. Шестипалый старался гнать от себя подобные мысли, иначе Дух Проливного Дождя сурово наказал бы его.

Только все равно, с той поры, как она начала взрослеть, Шестипалый всегда втайне желал стать ей чужим. Никто не мог запретить ему думать так…

Порой его захлестывало такое исступленное чувство вожделения, что старый вождь мечтал превратиться в молодого, сильного мужчину, который имел бы право прийти к ней ночью в шатер. Самым сильным его желанием было превратиться в такого иннейца, который был бы способен покорить Ратту.

Порой больше всего на свете он мечтал стать молодым и, главное, совершенно чужим своей приемной дочери. Мечтал оказать рядом с ней в шатре и лечь прямо на нее, чтобы обладать красавицей со всей неукротимой страстью дождевого охотника и тем самым навеки подтвердить свое исключительное право на нее.

И вот сейчас его самое дорогое сокровище уплывало от него! Любимая дочь навеки уезжала в туманную гниль!

Невероятным усилием Маар напряг свою волю и внезапно почувствовал, что все-таки немного может сопротивляться воздействию болотного повелителя. Иннеец сделал в воде один неверный шаг на прямых негнущихся ногах, потом другой, точно такой же неуверенный.

Силы точно начали возвращаться к нему. По жилам побежал жаркий азарт предстоящей схватки.

— Стой, болотная нечисть! — едва слышно просипел он. — Дух Проливного Дождя поможет мне, и я убью тебя, порождение плесени!

Мозг его полыхал от ненависти. Никогда еще вождь не ощущал себя таким сильным. Казалось, еще немного, он бросится вплавь вслед за смрадной лодкой, догонит ее и выручит всех из беды.

— Стой, дерьмо грокона! Стой! — снова прокричал он, на этот раз более уверенно. — Ты не уйдешь от меня!

Тело ринулось вперед, но в этот миг как будто в ушах раздался зловещий хриплый смех, и чьи-то ледяные пальцы остановили его, безжалостно сдавив горло. Он отшатнулся, словно налетев со всего маха лбом на невидимую преграду, судорожно закашлялся и через мгновение захрипел от удушья.

Лицо иннейца налилось густым багровым оттенком. Несколько мгновений Шестипалый Маар еще держался на ногах, хотя и шатаясь, а потом рухнул на колени, как подкошенный.

Дышать он уже почти не мог, беспомощно хватал воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег и от отчаяния схватился обеими руками за шею. Ногти Шестипалого отчаянно царапали смуглую кожу на горле. Ногти оставляли глубокие, до крови, продольные следы, точно желая сбросить с глотки невидимые руки, но таинственная хватка никак не ослабевала, и стальной обруч неумолимо сжимался вокруг его горла.

Все усилия оказались тщетны. Не успело черное судно со спящими девушками растаять в тумане, как стоявший на коленях Маар обмяк, и безжизненное тело со всего размаха упало в воду, окропив мелкими каплями брызг валявшихся на берегу иннейцев.

Последняя мысль, промелькнувшая в сгоревшем дотла сознании старого вождя, была о том, что все-таки он окончил свои земные странствия в бою. Он погибал, но был спокоен, потому что честно вступил на тропу, ведущую каждого дождевого охотника в Серую Чащу.