Максим Фрай - Гугландские топи

— Зато я умею летать, а ты не умеешь! — Обиженно сказала она, сразу же поняв причину моего веселья.

— Научишь? — С энтузиазмом спросил я.

— Может быть. — Задумчиво ответила она. — Хотя, как же я тебя научу, если я живу на Арварохе, а ты — здесь?

— А ты прилетай. — Просто предложил я. — Или приезжай. Или еще лучше проснись сегодня здесь, а не там…

— Думаешь, у меня получится? — С сомнением спросила она.

— У тебя все получится, если захочешь. — Легкомысленно заявил я. Протянул руку и осторожно погладил мягкие перышки птицы. — Из тебя получился очень хороший буривух, милая. Наверное, самый лучший на свете. Но если бы здесь оказалась настоящая леди Меламори… Знаешь, за такое чудо ничего не жалко!

Птица подошла еще ближе. Несколько минут она молчала, ловко подставляя свою пушистую голову под мою ладонь. Потом нерешительно сказала:

— Но если у меня не получится проснуться здесь, ты останешься один в этих болотах, Макс! Ночью они еще опаснее, чем днем… Может быть, лучше не рисковать?

— Лучше. — Согласился я. — Не рисковать — это всегда лучше. Но мы все равно рискнем, правда?

— Правда. — Согласилась она. — Знаешь, все бы ничего, но мне здорово не хватает рук. Надо бы тебя обнять, а крыльями не получается… Только теперь твоя очередь отворачиваться. Если ты будешь смотреть, у меня точно ничего не получится!

— Я могу не просто отвернуться, а спрятаться! — Рассмеялся я, подтягивая колени к подбородку и накрываясь пледом с головой. — Вот теперь можешь творить свои чудеса: меня уже нет!

Через несколько минут мне стало не до смеха. Снаружи не доносилось ни звука, так что я с ужасом понял, что чудо вполне могло не состояться, хуже того: Меламори, наверное, только что проснулась в своем дурацком птичьем гнезде, на другом краю Мира, так что мое замечательное наваждение рассеялось, и я остался один… Я снова запаниковал, но так и не решился выбраться из-под одеяла и посмотреть, что происходит: у меня все еще оставалось надежда на чудо, и я ужасно боялся ему помешать! Еще несколько минут я чувствовал себя так, словно внезапно обнаружил, что катаюсь на качелях, установленных на самом краю крыши какого-нибудь небоскреба, и уже раскачался так, что остановиться невозможно — оставалось только обеими руками держаться за грудь, чтобы не дать своим сумасшедшим сердцам выскочить наружу… А потом я успокоился — так внезапно, словно внутри меня произошел военный переворот, в результате которого к власти пришел совсем другой парень, куда более хладнокровный, и заранее уверенный, что все будет так, как он захочет, без всякой там режиссуры свыше! Этот самый «другой парень» решительно откинул в сторону край пледа и с улыбкой уставился на свою старинную подружку: Меламори уже была здесь, но она не проснулась, как мы с ней предполагали, а сладко спала, свернувшись клубочком прямо на мокрой траве. Кажется, она успела хорошенько надругаться над своей внешностью: ее роскошные волосы были безжалостно отрезаны — судя по всему, первым попавшимся под руку арварохским мечом из плавника рыбы Рухас. Тонкая, почти прозрачная, длинная рубаха, которая была единственным предметом ее гардероба, наводила на мысль, что на далеком Арварохе сейчас самый разгар лета… Я сказал себе, что налюбоваться еще успею, а сейчас мою чудесную гостью нужно согреть — чем скорее, тем лучше!

— Это кто еще подцепит «элементарную пошлую простуду»! — Нежно шепнул я, увлекая ее под свой плед.

— Не буди меня. — Сонно проворчала Меламори. — Такой сон хороший! — Она осеклась, открыла глаза — я машинально отметил, что они больше не были серыми, как раньше, а сияли таким же желтым светом, как глаза буривухов — и изумленно уставилась на меня.

— Я и есть этот самый «хороший сон», да? — Улыбнулся я.

— Да. — Ошеломленно прошептала она. — Откуда ты взялся, Макс?

— Как это — «откуда»? — Рассмеялся я. — Из твоего сна, откуда же еще! Между прочим, однажды тебе уже довелось заснуть дома, а потом проснуться рядом со мной, только тогда ты здорово испугалась, помнишь?

— Не столько испугалась, сколько разозлилась. — Смущенно сказала она. Потом мечтательно улыбнулась, словно воспоминание о нашем диком скандале на почве некоторого переизбытка непонятных чудес было лучшим в ее жизни, и гордо добавила: — Да, я тогда ужасно разозлилась и решила, что тебе нужно хорошенько врезать, чтобы неповадно было…

— Но сейчас ты не будешь драться, правда? — Спросил я.

— Не буду. — Растерянно согласилась она. — Подожди, Макс, ты хочешь сказать, что ты — не во сне, а на самом деле?