Дмитрий Таланов - Локумтен

— Почта на Хальмстем-Бассан отправляется! — зычно гаркнул один из всадников, привстав на стременах. — Освободите путь, а то зашибем!

Толпившиеся зеваки стали торопливо тесниться в стороны. Было ясно, что они хорошо знакомы с этим предостережением. За площадью вдоль дороги до самой окраины, которая уже просматривалась, люди тоже стали отходить к обочине.

— А тебе, вестник, нужно особое приглашение? — заметив трущегося поблизости Филя, поинтересовался почтовой. — Или ты по делу?

Мальчик моргнул — соображать требовалось быстро.

— А сколько берете? — выпалил он, забыв упомянуть куда.

— Сорок пять золотых до Хальмстема, — ответил почтовой, — пятьдесят до Бассана.

Филь задохнулся от чудовищности цены.

— А до Катаоки?!

— Восемнадцать до поворота на Менону, дальше сам. Так ты по делу или нет? — требовательно переспросил его почтовой. Лошадь под ним нетерпеливо переступила копытами.

— Конечно, по делу! — выдохнул Филь как в воду нырнул. — Мне по официальному делу до Меноны. А когда мы там будем?

— В полдень. Запиши за Казной одного вестника до Меноны! — бросил всадник стоявшему рядом мальчишке в зеленом камзоле, на вид старше Филя года на два.

Услыхав это, Филь сообразил, что сейчас ему платить не придется. Платить будет император по счету, выставленному гильдией. А вот потом придет его очередь!

Мальчишка подскочил к нему с куском угля и обрывком пергамента.

— Полное имя?

— Филь Фе…

— Присягнешь эмпароту, что отправляешься по официальному делу?

Филь обмер, но отступать было некуда.

— Присягну!

— Ну, его всё равно нет, — второпях проговорил мальчишка.

Он нацарапал имя на пергаменте, снял с себя кожаный мешочек на веревке, и сунул пергамент в него. Затянув узел, он нацепил веревку с мешочком на шею Филя.

— Теперь ты наш багаж! — Он открыл кибитку и втолкнул мальчика внутрь. — Готово!

— А ну, м-мертвые! — раздался с козел густой протяжный бас, едва Филь нашел себе место среди полудюжины ящиков и мешков. — Пошли!

Затем свистнул кнут. Сомнения Филя, что к полудню они успеют доехать до цели, рассеялись как дым, когда кибитка вынеслась из города. Сквозь маленькие боковые окошки была видна сплошная зеленая стена. Мальчик не чаял остаться в живых, так его швыряло по тесному пространству вместе с остальным багажом. Минуты для него растянулись в часы.

«Пожалуйста, пожалуйста, пусть меня выпустят! — молил он разом всех святых, отбиваясь от летящих в него ящиков и мешков. — Я лучше пойду пешком!.. Ой! С-сатана!». Он хотел заорать, но кто бы услышал его там, снаружи, в грохоте подков и хрипе семи лошадей.

«Зачем ей колеса? — думал Филь, когда несколько приноровился уворачиваться от острых углов и смог более-менее соображать. — Зачем этой кибитке колеса, она ведь всё равно не едет! Она на них лет-и-и-т!! А-а-а!!!». Они почти перевернулись, но в последний момент выпрямились и, пролетев бесконечно долго по воздуху, шмякнулись о землю, а потом с ума сводящая тряска возобновилась.

Это ощущалось как лютый шторм в ненагруженной шхуне, только привязаться здесь было не к чему, и ящики не были похожи на морские волны. Один из них открылся от ударов и лязгал крышкой на полу, к которому мальчик прижимал его ногами.

На следующей яме Филь не удержал его, и тот, взлетев к потолку, приземлился уже на боку. От механизма, что лежал внутри ящика, оторвалась часть и откатилась в сторону. И вдруг настало благословенное спокойствие, а следом послышалась пара ударов кулаком по крыше кибитки.

— Приехали! — раздался с козел знакомый бас. — Вылезай, вестник, твой поворот!

Филь из последних сил поставил ящик нормально и, как смог, пристроил в него оторвавшуюся железяку. Затем вывалился кулем из кибитки. Лошади храпели, тянули удила и порывались продолжать бег, отчего казалось, что они пляшут на месте. Раскрасневшимся почтовым тоже, видимо, всё было нипочем. Один только Филь так устал, будто бежал всю дорогу. «Надо же, это стоит восемнадцать империалов!» — с ужасом подумал он, выпрямляясь.

Один из всадников, наклонившись к нему, снял с него веревку с пергаментом. Сунув её себе за пазуху, он свистнул, и кавалькада поехала дальше. Когда они скрылись из виду, на Филя обрушилась неправдоподобная тишина глухого леса.

Он стоял напротив знакомого ему поворота и медленно приходил в себя. Решив, что жизнь положит, но заведет себе собственного коня, Филь задрал голову: солнце было в зените. Стряхнув с себя пыль, мальчик зашагал по дороге.