− Нет, − ответил Йоун.
Сард предпочел промолчать. Лишь с завистью поглядел на Костаса.
− Тогда следуйте за мной, − капитан резко повернулся. Полы его малинового плаща подбитого горностаем расправились, сгоняя складки с эмблемы Бортэ − цапли.
Птохи выглядели непривычно опрятными. Их заставили умыться, Йоун даже подстриг кудлатую бороденку, и переодеться в то, что нашлось. На Дёгге его помятая кираса и плащ подбитым мехом. На ногах добротные с тиснением сапоги − снял с одного из спафариев. На поясе шитый кошель, с которого спороты вензеля. Кошель вместителен, что пивная кружка и, увы, пуст. Просторные плюдерхозе поменяны на штаны в обтяжку, расшитые серебряной ниткой по атласным вставкам. Левая штанина в полоску. На голове сарда красовалась шапочка. Все с чужого плеча. Трофейное.
Йоун не так наряден. Серая рубаха, серые штаны. Широкий пояс в нашитых латунных пластинах. Кольчужное оплечье со стальными наплечниками. На Костасе куртка из чешуйчатой кожи, оказавшейся очень удобной и прочной. Не теснит, не давит. И опробовал, не промокает. Поверх одет котерон*. За счет казны ему выдали новые штаны с подбитым конским волосом брагеттом. За счет фрайхи получил и сапоги. Опять же, исходя из состояния, еще недавно их носили. Скорей всего венсоновский гэллоглас.
Миновали крутые ступени первого этажа донжона и вошли в дверь. Стражник на посту недобро поглядел на них. Служивым ничего такого не полагалось. Они свой долг выполняли. А вот этим босякам сейчас отвалят деньжищ!
Из вестибюля, больше похожего на склад, сюда стащили все ценное, что досталось от воинства рейнха: посуду, сундуки, корзины с провизией, прошли в следующий зал. На древнем мозаичном полу рисунок битвы. Люди учувствуют в сражении. Противоборствующие стороны ничем друг от друга не отличаются, потому и не понятно, чьей стороны победа.
Поднялись по винтовой лестнице. Вдоль стены, на резном панно тоже баталия. Фигуры инкрустированы перламутром и янтарем. Перила лестницы сплошь декоративная ковка скрещенных стрел и пик.
− Сюда, − позвал их Руджери за собой. Шагал он тяжело с придыханием. Рука на груди выглядела неживой, тонкие пальцы мертвенно желты.
В комнате бедно с мебелью. Длинный стол и две лавки. Камин давненько не топили и не чистили, золы в ладонь. Из дров одно полено. В углу пустующие оружейные козлы.
В следующей комнате мебели побольше. У стены шкаф с посудой, лавки, сундук задрапированный льняной холстиной. Ткань расшита. Плохо и блекло.
− Не отставать, − поторапливал капитан, не позволяя троице глазеть по сторонам. Двое из троих головами крутили, что сороки на пеньку.
Вошли в зал. Тонкие колонны, оставив вдоль стен узкое пространство, подпирали свод. В конце зала на возвышении два кресла. Большое задрапировано траурной тканью. На меньшем, на бархатной подушке, лежит наголовный обруч с бирюзой, символом достоинства и власти фрайхи Эйрис ди Бортэ. За креслами камин. Не смотря на огонь в зале сумрак. Свет не достигает колонн. За ними хоть глаз коли, толком ничего не разглядишь. Лишь угадываются темные квадраты картин и гобеленов, провалы ниш. Зато хорошо виден, над камином, на полированного гранита пьедестале, массивный плоский череп, оскаливший зубы. Отблески огня скакали по белой кости, создавая иллюзию угрожающей мимики, а пустые глазницы, остававшиеся черными, усиливая эффект.
− Сейчас к нам выдут, − предупредил Руджери, еще раз оглядев птохов.
Герои выглядели деревенскими пастухами. Впрочем, не важно, как выглядели, они бились честно. А вот этот, ухлопал рейнха. Лысый, с пятнистой шелушащейся кожей, с руками без ногтей, удалец вызывал одновременно и жалость и отвращение. Капитан отвернулся. Отвращение все же больше.
Двери распахнулись. Фрайху Эйрис сопровождал коротконогий толстячок, тащивший книгу в серебряном окладе и холщовую суму.
− Славься перфектиссима*! − склонил голову Руджери в приветствии. Его подопечные неуклюже повторили за ним. За исключением лысого урода.
Толстячок поднял с кресла подушечку. Фрайха водрузила на голову обруч и присела в кресло. Коротышка подсунул ей книгу. Та возложила руку.
− Согласно закона и традиций, клянусь исполнить должное. Наградить храбрейших по их делам, воздать достойнейшим по трудам их. Призываю Кайракана Всемогущего в свидетели чистоты помыслов и справедливости решений.
Тихое эхо передает пустоту слов. Фрайха Эйрис не выглядит победительницей. На лице ни тени радости или облегчения. Уголки её губ капризно опущены, щеки бледны, на лбу складка плохо скрытого недовольства.
Читать дальше