Анастасия Волк - Из тихого омута

Улица встретила душным горячим воздухом и полным отсутствием ветра. Я равнодушно огляделась, и, мягко ступая по теплой брущатке, которой была выложена дорога, направилась в кругу телепорта. Паника полностью отступила и теперь я трезво обдумывала план действий. Если похищенных девушек будут переправлять, то не раньше ночи. Скорее всего есть незаконный телепорт — за деньги еще и не то сделают. Главное успеть — а дальше уже справлюсь.

Телепортация заняла не более минуты и вот я уже стою босыми ногами на сухом песке переулка рядом с нужным мне домом. По улице прохаживаются люди и не люди, томные девушки под широкими кружевными зонтиками и явные приезжие, с интересом смотрящие по сторонам.

Я прикрыла глаза, села в тенек, сливаясь со стеной и начала следить за энергетическими потоками. В таком состоянии, для меня время тянулось почти невыносимо долго. Жара стояла страшная, горло пересохло, спина уже через два часа затекла полностью, но я терпела. Постепенно, света становилось все меньше, а тени все прохладнее. К моменту, когда подул легкий прохладный ветер, я вычислила, что период проверки не час, а сорок пять минут, причем через раз время сокращается до тридцати. Поймав нужный отрезок времени, я развернула матрицу и начала вплетать ее в общее полотно. Как только все было сделано, тенью шагнула в открывшееся пространство и сразу — сквозь стену. Выдохнула, огляделась. Мне повезло оказаться сразу за тяжелой бархатной шторой внутри богато и до невозможности безвкусно обставленного помещения. Людей не было, кроме явно спавшей служанки, которая видимо, пока не было хозяина, забралась в обшитое бархатом и позолоченное кресло, где и заснула, сложив руки животе, перетянутом белым передником и опустив голову с тремя подбородками на пышную грудь.

Я тихонько вышла из-за своего укрытия и мягко ступая по пушистому ковру сделанному чуть ли не из шелка, двинулась туда, куда меня продолжала тянуть незримая линия связи с Линой. Шла я медленно, тщательно присматриваясь и прислушиваясь как к физическим так и к энергетическим колебаниям, но было тихо. След вел меня четко — теперь его уже ничего не глушило. Сюрпризом стало то, что в какой-то момент, он уперся в стену из грубого серого камня. Так, значит тайник. Я быстро начала скользить пальцами по стыкам кирпичей и нашла — небольшое отверстие, размером как раз под жало. Надавила и стена с тихим шуршанием отошла в сторону. Я не стала пускать сканирующую волну вперед — ее поймать можно не хуже чем боевое заклинание, а подобное было бы крайне неприятно. Выдохнув, я медленно пошла в темноту, слушая каждый шорох.

Ноги тихо скользили по холодному камню, я мысленно обдумывала, что буду делать, если сейчас с кем-нибудь столкнусь — и не спрячешься ведь, но все прошло спокойно — даже более чем. Когда коридор закончился, я оказалась в просторном и холодном помещении… и была очень рада тому, что под действием трав. Тут стояли клетки, как в зоопарке и в них на полу лежали девушки, почти голые и с явно перекрытой магией. В центре был простой деревянный стол, на котором лежала девочка лет пятнадцати с красивой золотой кожей и почти белыми волосами. Над ней низко склонился мужчина с маской на лице и в светло-зеленом халате. В руках он держал тонкий скальпель, явно намереваясь сделать крохотный нарез в районе лопатки, для вживления блокирующего камня.

Я скользнула вперед, прикрываясь тенями и магией, радуясь тому, что мужчина концентрировался на заклинании анестезии — видимо на девочку не действовали травы и обычная химия. В один момент я оказалась рядом с ним и мой хвост скользнул по шее мужчины как удавка.

Парень вздрогнул и резко отпрянул от жертвы на столе.

— Повернешься — убью, — спокойно сказала я, — ты главный?

— Нет, — хрипнул он, — только помогаю.

— Значит, ты мне не нужен.

Я едва царапнула его жалом и парень тут же свалился на пол — в такой легкой дозе мой яд как снотворное сильное.

Быстро оглядевшись вокруг, я сразу увидела Лину — она, как и все остальные безвольно лежала на холодном полу, прикрытая грубой шерстяной тканью. Замок на клетке не был магическим, так что я его просо сорвала, поднимая и обнимая еще более худую и совсем замёрзшую дриаду.

— Милая моя, девочка, — через холод равнодушия пробилась злость и грусть — на себя, что отправила ее на этот рынок, на эту тварь дикую, что напала. На весь белый свет.

Поднявшись на ноги, я бережно вынесла ребенка из камеры и тут услышала щелчок.