Алексей Пехов: Ветер и искры (сборник)

И наконец, мой любимый персонаж, вызывающий не менее искреннюю симпатию, чем реальный человек, которого многие авторы в жанре боевой фантастики и космической оперы регулярно убивают в своих романах. Это Юми, настоящая звезда и находка, с которой не хочется расставаться. У Борхеса есть замечательный рассказ «Пьер Менар, автор «Дон Кихота», герой которого слово в слово заново сочиняет труд Сервантеса, пропуская его через свой личный опыт. В определенном смысле Юми поступает сходным образом и заново создает всю языковую палитру при помощи трех слов. (У Дэна Симмонса был поэт Мартин Силен, который после ста лет пребывания в анабиозе и отключения лобных долей научился выражать тонкие движения своей души с помощью пяти похабных слов и междометий, но это нечто иное.) Хотел того автор, или нет, но в образе Юми воплощено древнее понимание природы языка как второстепенного способа самовыражения и осознание того, что слова наделяет смыслом лишь их носитель. Его речи понятны и глубокомысленны, как дзэн-буддийские коаны. Вот так, собака? Вот так, собака.

Я намеренно ничего не говорил о сюжете, не касался бестиария, не обращался к переживаниям главных героев и не разбирал, кто лучше машет мечом, у кого круче магия и какую мораль следует из этого извлечь. Думаю, это было бы проявлением неуважения к читателям, которые знают и любят автора, безусловно имеющего свою армию поклонников. Мне хотелось привлечь внимание к тем сторонам его творчества, которые я счел особенно интересными и неординарными. Конечно, можно сказать гораздо больше, но и этого достаточно для вывода о таланте, способном вписать яркую страницу в историю жанра. Это как прыжки в высоту: один старается изо всех сил и даже умудряется разок прыгнуть выше головы, в то время как другой невозмутимо поднимает планку и берет ее с большим запасом, просто чтобы показать, на что он способен. Интересно, какую высоту он возьмет в следующий раз, но лучше не торопиться.

Еще раз хочу подчеркнуть, что тема любви и взаимного доверия, подаваемая очень бережно и сдержанно, кажется мне основной в этой замечательной тетралогии. Ненависть может жить сотни лет, города рассыплются в прах и звезды погаснут, но любовь не прейдет никогда. А подобающей эпитафией для Проклятой, которая оказалась живее всех живых, будут строки Александра Блока из первоначального варианта поэмы «Двенадцать», который он изменил по негодному совету Брюсова, избравшего путь певца новой эпохи.

Напоследок несколько слов об авторе как о творце мира Хары. Уж не знаю почему, но у меня сложилось впечатление, что странный мужчина, который «казался сотканным из множества танцующих теней», с пульсирующим клубком искр в груди — alter ego автора. В таком случае не старайтесь запираться от него на ключ или держать рот на замке: он все равно откроет то, что ему понадобится открыть.

Наверное, неуместно желать успеха писателю, который уже его достиг, поэтому остается лишь высказать пожелание, чтобы он продолжал радовать нас новыми книгами. В жанре отечественного фэнтези не так уж много ярких имен и действительно интересных произведений; большей частью приходится видеть плохо замаскированные компиляции, надерганные из книг разных западных авторов и кое-как подогнанные под нашу действительность. Тем приятнее видеть вещи, которые сочетают достоинства традиционного западного фэнтези с живым и образным русским языком.

В сутках — 24 нара. В наре — 60 минок. В минке — 60 ун. — Здесь и далее примеч. авт.

Горячий шаф— слабый алкогольный напиток со специями, настоянный на хмеле и различных травах (чабрец, ромашка, зверобой, липа). Холодный шаф— бодрящий напиток без алкоголя, изготавливается преимущественно из мяты и ромашки.

Сол— мелкая серебряная монета.

Бредняк— кустистое растение, обычно встречающееся у берегов рек.

Лысый камень устанавливают на всех перекрестках. По поверьям, он не дает злу найти дорогу к домам людей.

Гов— разновидность низших демонов.

Сорен— золотая монета.

Праздник Лун— большой религиозный праздник, проходит в середине зимы.