Владимир Ткаченко - Амулет - Падение Империи

Разбойник указал лезвием на Торна. Вслед за вожаком один разбойник достал свой короткий клинок, а второй снял со спины длинный лук.

— Я еще раз повторяю — уходите и останетесь живы. Вы двое, — Торн посмотрел на спутников главаря, — у вас есть жены, дети? Вы хотите снова увидеть их лица? Или хотите умереть в этом проклятом лесу, где ваши тела съедят здешние обитатели?

Ответа не последовало. «Ну как знаете!» — Подумал про себя Торн и мысленно еще раз прокрутил свои действия.

Джеймс стоял неподвижно и робко наблюдал за происходящим. Ему приходилось наблюдать драки и даже принимать в них участие (правда только в виде груши), но такое он видел только в кино.

— Ну, хватит! Повеселились и будет! Брум! — Вожак повернулся к сидевшему слева от него подельнику.

Тот быстро спешился и направился к Торну с обнаженным клинком. Осторожно приблизившись на расстояние нескольких шагов, разбойник резко рванулся вперед, размахивая клинком из стороны в сторону. Торн, увиливая от размашистых ударов, подгадал момент и на очередном замахе схватил руку разбойника, которая держала меч. Зажав его кисть обеими руками и опустив ее на уровень пояса, хаатин повернулся спиной к нападавшему и с огромной силой нанес удар локтем по его испуганному лицу. Разбойник попятился назад, а клинок остался в руках у Торна и он, развернувшись, нанес резкий, сильный удар мечом в грудь, засадив его по самую рукоятку. Брум замертво рухнул на землю.

Улыбка моментально исчезла с лиц головорезов. Они спешились. Один из них достал стрелу с медным наконечником и быстро прицелившись, выпустил ее в хаатина.

Торн, наклонив голову влево, дал стреле снова пройти в нескольких дюймах от виска и исчезнуть между деревьями. На ходу он выхватил кинжал, который был пристегнут к его ноге, и метнул в лучника. Кинжал сделал несколько оборотов в воздухе и воткнулся прямо в сердце нападавшего.

Главарь бежал за хаатином, размахивая мечом. Но тот и не думал убегать. Подбежав к мечу, Торн поддел его сапогом и подкинул вверх. Он схватил ножны левой рукой, а правой взявшись за рукоять своего меча, обнажил его и тут же, развернувшись, поставил его над головой, остановив клинок противника. Торн согнул руку в локте. Лезвия двух мечей неприятно заскрежетали друг об друга. Затем хаатин резко оттолкнул противника перед собой, а сам сделал полный оборот вокруг себя и нанес размашистый удар мечом, который рассек горло вожака. Он выронил меч и схватился за горло обеими руками. Из раны фонтаном била кровь, стекая по рукам темно-бардовыми ручейками. Разбойник опустился на колени, а затем разжал руки и упал лицом на землю.

Все произошло настолько быстро, что Джеймс не успел спрятаться за дерево. Все, что он успел сделать, это сесть на землю и закрыть голову руками. Но теперь все было кончено. Победа была за ними. Он поднялся на ноги. Ноги не слушались и будто ватные подкашивались одна за другой. Джеймс никогда раньше не видел убийств. От вида крови у него начала кружиться голова и появилось чувство тошноты в желудке. Во рту отчетливо чувствовался горьковатый привкус из-за рвотных позывов. Джеймс нагнулся вперед и оперся о колени своими руками. Он тяжело и часто дышал. Так дышали, когда задыхались, когда не хватало воздуха.

Земля, которая была укрыта травяным ковром, окрасилась в красный цвет. Торн подошел к убитому главарю, наклонился над ним и вытер свой окровавленный меч об медвежью шкуру, из которой была сшита его накидка. Затем он поднялся и, убрав клинок в ножны, пошагал к следующему поверженному врагу. С хладнокровием присущему профессиональному наемному убийце, он вытащил из его груди свой кинжал.

Джеймс с отвращением наблюдал за происходящим. Ни один мускул не дрогнул на лице хаатина, пока он совершал этот ритуал.

— Мы что, их так оставим? — Джеймс решился начать разговор, немного придя в себя.

— Если тебе этого так хочется, то можешь их похоронить. — Торн отвечал ему, параллельно отвязывая лошадей.

— Но так же нельзя! Мы же не звери! Мы не можем их так оставить! — Джеймс почти перешел на крик.

— Они хотели убить нас! И если бы им это удалось, то они вряд ли бы удостоили нас таким почестям! — Торн взял поводья в руку и повел лошадей к месту, где находился Джеймс.

— И что, мы оставим их на съедение волкам, или другим неведомым тварям? Тебя разве не будет мучить совесть? — Джеймс пытался вызвать жалость у хаатина, но все было напрасно, Торн был непреклонен. Он, молча, протянул парню поводья и запрыгнул на лошадь. Он давно не испытывал жалости ни к кому, особенно к людям. Наоборот, у него в душе царили злоба и ненависть, но где-то глубоко все же таилось что-то человеческое — чувства, которые он похоронил глубоко в сердце. Хаатин и сам относил себя скорее к зверю, нежели к человеку. И он очень не любил моменты, когда человеческие эмоции в нем брали верх над звериной хладнокровностью.