Говард Уолдроп: Дикие карты

— Везите меня к ним, — потребовал он. — Живо.

В некотором смысле мне он обязан своим именем. Его настоящее имя — я, разумеется, имею в виду то, которым он назывался у себя на родине, — было невероятно длинным. Помнится, кое-кто из наших пытался сокращать его до той или иной части, но, по-видимому, у них, на Такисе, это было явным нарушением этикета. Он постоянно нас поправлял, и причем весьма заносчиво — ни дать ни взять старый зануда-учитель, отчитывающий школьников. В общем, нам нужно было как-то к нему обращаться. Наверное, подошло бы «ваше величество», поскольку он утверждал, что является принцем, но у американцев все эти раскланивания и расшаркивания не приняты. Еще он говорил, что он врач, хотя не совсем в том смысле, какой вкладываем в это слово мы, и нельзя не признать, он действительно разбирался в генетике и биохимии — видимо, как раз ими он и занимался. В нашей группе большинство имели ученые степени и обращались друг к другу соответственно, так что вскоре все вполне естественным образом стали тоже называть его «доктором».

Наши ракетчики были в восторге от корабля нашего гостя, в особенности их восхищало устройство и принцип работы сверхсветового ракетного двигателя. К несчастью, наш такисианский друг сжег его, так уж спешил появиться здесь прежде этих своих соплеменников, да и в любом случае, он вряд ли допустил бы кого-либо из наших, как военных, так и гражданских, внутрь своего звездолета. Вернеру с его немцами пришлось удовольствоваться теми сведениями, которые инопланетянин им дал — впрочем, явно без большого желания. Насколько я понял, наш гость не слишком хорошо разбирался и в теоретической физике, и в технологии космических перелетов, так что ответы, которые они от него получили, были не вполне вразумительными. Однако нам все же удалось понять, что двигатель основан на распаде неизвестных нам частиц, поэтому корабль способен перемещаться со скоростью большей, чем скорость света.

Инопланетянин упомянул ее название, но оно оказалось столь же непроизносимым, как и его имя. В общем, я, как и все образованные люди, в свое время учил древнегреческий, к тому же у меня всегда была особая склонность к терминологии, если можно так выразиться, — вот я и придумал «тахион». А армейские каким-то образом все перепутали и стали называть нашего гостя «этот тахионный парень». Выражение прижилось, и к нему стали обращаться «доктор Тахион» — под этим именем он стал известен прессе.

Хотите, чтобы я это сказал, правильно? Каждый чертов репортеришка, с которым мне когда-либо приходилось говорить, хочет, чтобы я это сказал. Нате, получайте. Мы сделали ошибку. И заплатили за нее, да. Вы знаете, что нас едва не отдали под трибунал, всю следственную группу целиком? Так вот, знайте.

И что самое паршивое, мне непонятно, как еще мы должны были действовать. А так как я нес персональную ответственность, то не мешало бы это знать.

Да и что вообще нам было о нем известно? Только то, что он сам рассказал нам. Ученые носились с ним как курица с яйцом, но военным-то следует быть более осмотрительными. Попробовали бы сами побывать в нашей шкуре! То, что он рассказал нам, казалось полной чушью, а доказательств у него не было никаких.

В общем, он приземлился на этом своем чудном космическом корабле — надо сказать, выглядело это впечатляюще. Может, парень действительно прилетел из космоса, как он утверждал, а может, и нет. Не исключено, что это был один из секретных проектов нацистов, над которыми они работали еще с войны. Ведь реактивные двигатели у них были, и «Фау-2» тоже, и атомную бомбу они пытались создать. Может быть, его вообще запустили русские. Я не знаю. Вот если бы Тахион позволил нам осмотреть его корабль, наши ребята определили бы, откуда он, будьте уверены. Но он же не пускал никого внутрь своей штуковины, и это показалось мне очень подозрительным. Что он пытался скрыть?