Гай Кей - Изабель

— Э… ты думаешь, у меня нет секретов от родителей?

Она слабо улыбнулась.

— Меня бы беспокоило, если бы их не было, но не такие важные, дорогой.

Нед молчал. Он и сам думая так же обо всем, что здесь произошло.

— Ты уедешь? Вернешься домой?

Они стояли у парковки. Машина стояла в нескольких метрах, но такой разговор, кажется, лучше вести в темноте.

— Не сразу, — ответила Ким. — Я собираюсь попробовать узнать больше о том, что здесь происходит, если смогу. Останусь на день или два. Мой номер телефона записался у тебя на сотовом? Чтобы перезвонить, если я тебе понадоблюсь?

Он кивнул.

— А ты мне понадобишься?

Ее очередь промолчать. У него возникло ощущение, что она пытается справиться с сильным чувством. Он и сам был взволнован: это сестра его матери, а он никогда в жизни ее не видел и, возможно, больше никогда не увидит. Кажется, к тому же у них есть нечто общее. Нечто сложное, трудное.

— Я не знаю, — наконец ответила она. — Надеюсь, я тебе не понадоблюсь в том смысле, какой ты имел в виду. Я почти уверена, что он сдержит слово и оставит тебя в покое.

— Почти уверена?

Ким посмотрела на него.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Гм, «совершенно уверена» подошло бы.

Она рассмеялась.

— Твои родители хорошо поработали, Нед.

Он неожиданно смутился.

— Да, но не говори им.

Она улыбнулась, но не ответила. Нед вдруг вспомнил.

— Мне следовало спросить раньше. У вас с дядей Дейвом есть дети? У меня в Англии есть двоюродные братья или сестры, о которых я не знаю?

Она покачала головой.

— Боюсь, нет. У меня не может быть детей.

Нед несколько мгновений смотрел на нее. Пусть он был еще молод, но знал, когда стоит сменить тему.

— Ты действительно думаешь, что мама будет недовольна, если… ты ей позвонишь или напишешь?

Не лучшая тема вместо предыдущей.

— Она всегда была недовольна, Нед. Я пыталась много раз. Поэтому она так рассердится, если узнает, что я тебе позвонила.

Это было понятно. Действие через ее голову.

— Она стала бы шипеть? — высказал он предположение. Собственно говоря, он немного зациклился на этом образе.

— Может, и нет, — ответила Ким, ей снова удалось улыбнуться. — Пойдем. Тебе надо вернуться домой, пока папа не забеспокоился.

— Он не из тех, кто беспокоится, разве только о маме.

— Думаю, я это знаю.

Они подошли к машине. Ким завела ее, включила фары. Нед посмотрел на нее при свете приборной панели. Она действительно очень похожа на его мать, но ее волосы, как он видел теперь, не были серебристыми или седыми, они были совершенно белыми.

— Ты их так красишь? — спросил он.

— Они у меня такие с ранней молодости.

— Правда? Тогда они, наверное, здорово смотрелись.

— Наверное. Твоему дяде нравились.

— Мне кажется, должны были нравиться.

Она развернула машину, и они поехали по узкой дороге назад к развилке, откуда шло шоссе Шмэн-де-Оливетт. Нед сделал знак рукой, и она остановилась.

— Мне придется идти наверх пешком, — сказал он. — Из дома увидят фары.

— Знаю. Неудобные вопросы. Сегодня ночью с тобой все будет в порядке, но с этого момента, племянник, прошу оставаться вместе с остальными после наступления темноты. Не уходи бродить один. Я не могу сказать тебе «совершенно уверена», так что не делай глупостей, ладно?

Он попытался придумать шутку, но не смог. После всего, что случилось.

— Обещаю. Но ты… если ты что-то выяснишь, ты, по крайней мере, дашь мне знать?

Тетя улыбнулась ему.

— Ты же знаешь, дам. Я позвоню перед тем, как уеду домой, в любом случае. Сохрани мой номер, Нед.

Нед прочистил горло.

— Ты же знаешь, сохраню.

Нед наклонился вперед и поцеловал ее в щеку. Она подняла руку и прикоснулась к его лицу. Потом он вышел из машины. Он стоял в темноте и смотрел, как она уезжает. Зашагал вверх по дороге и обнаружил, что с трудом сдерживает слезы.

Это был адски тяжелый день, правда.

Он услышал ворчание среди деревьев возле идущей вверх тропинки. Это, должно быть, дикие кабаны, «санглиеры», которые вышли пастись после захода солнца. Вера-чист о них рассказывала. Они его не испугали. Его могло испугать другое.

Никто не задал никаких вопросов, когда он вошел в дом. Было не так уж поздно, а ему, в конце концов, пятнадцать лет, он уже не ребенок.

В этом театре в Арле почти нечего было смотреть. Но здесь царил покой, на солнце и в тени. Можно было представить себе прошлое.

Нед спросил себя, не пришли ли здесь, в Европе, к некоему компромиссу: крупные туристические объекты внушительны и полны людей. Менее крупные можно осмотреть в одиночестве.