Гай Кей - Изабель

Предупрежденные заранее городские власти убрали леса и оставили отцу Неда чистую линию стен. Яркий весенний свет солнца подчеркивал контраст между левой и правой сторонами, между нетронутой частью и очищенной.

Это будет потрясающая фотография, даже Нед это понимал, а жесты отца, пока он ходил по съемочной площадке, где устанавливали аппаратуру, это подтверждали. Эдвард Марринер наблюдал за тем, как ветер несет облака: он собирался открыть объективы в тот момент, когда одно из них создаст фон, наполовину войдет в кадр.

Нед оставил их заниматься своим делом.

Он вошел внутрь арены и стал бродить между скамей, глядя на сверкающий внизу песок. Сегодня на этой арене проводят бои быков. Все изменилось, ничего не изменилось: огромные толпы людей приходят сюда наблюдать за боем.

В Средние века, как утверждал путеводитель, в этих изогнутых стенах находилось нечто вроде гетто, жалкие, полуразрушенные хижины внутри сооружения, прославившего могущество Рима. Если вы склонны к иронии, то это для вас, подумал Нед. Ларри это определенно понравилось бы.

Нед посмотрел на сделанный художником набросок тех средневековых трущоб в книге, которую дала ему Мелани. Интересно, каково это: жить в мире погруженным на такую глубину, бороться только за то, чтобы выжить, когда вокруг тебя поднимаются ввысь эти свидетели славы, нависают над твоими жалкими, полуразрушенными стенами.

Несомненно, здесь невозможно было почувствовать, что мир развивается или становится лучше с годами, решил он. В книге рассказывалось, что однажды, во время вспышки чумы в этом месте, городская стража Арля окружила арену, и солдаты убили всех, кто пытался выбраться из трущоб.

Возможно, сегодня мир стал чуточку лучше, думал Нед. Во всяком случае, некоторые его части.

Пробираясь вдоль рядов, он обошел по кругу арену и подошел к коридору, из которого выпускали быков. Здесь ему удалось спуститься вниз, и он перепрыгнул через барьер на песок.

Внутри арены находились люди, в том числе — большая группа японских туристов, но кажется, никто не собирался его прогонять. Он увидел, что люди его фотографируют. Иногда у него возникала эта мысль: как мы оказываемся лицами фона в фотоальбоме какого-то чужого человека или на его слайдах.

Если бы он был помладше, он мог бы представить себя гладиатором или тореадором, но не в пятнадцать же лет, на глазах у других людей. Он просто бродил там и наслаждался солнцем и огромными размерами этого сооружения. Древние римляне были инженерами и строителями, так сказал отец по дороге сюда: дороги, храмы, акведуки, арены. Что бы вы о них ни думали, этого у них не отнять.

Нед подумал о том, была ли здесь Кейт Уэнджер, видела ли это место. Он хотел позвонить ей, но вспомнил, что сегодня она на уроках в школе. Кроме того, прошло слишком мало времени, и такой звонок был бы явно неуместным.

Но мысль о том, как она сейчас сидит на уроке, заставила его улыбнуться. Он и сам сидел бы в такой час в школе, если бы не уехал. Ему не хотелось, чтобы отец обрадовался, узнав об этом, но Нед вынужден был признать, что тут гораздо лучше.

Он достал собственный фотоаппарат «Кэнон» и сделал пару снимков. Он пошлет их Ларри и Вику по е-мейлу и спросит, как прошел сегодня урок биологии и много ли им задали на дом. Может быть, попросит Стива сфотографировать его в бассейне у виллы и отошлет им снимок. Им незачем знать, что в бассейне ледяная вода. С такими друзьями приходится ловить момент, когда ты на коне.

Нед несколько секунд это обдумывал. Ловить моменты, когда ты на коне: мистер Друкер назвал бы это смешанной метафорой, и может быть, снизил бы за это оценку. Нед улыбнулся про себя. Мистер Друкер сейчас по другую сторону океана.

Они пообедали в ресторане с террасой, выходящей на развалины древнеримского театра, в центре города. Оливер Ли, автор текста книги, присоединился к ним. Он жил за городом, к северу от Арля.

Ли было за шестьдесят, высокий, помятый и сутулый, мешки под выцветшими глазами, очки для чтения на цепочке на шее и длинные, не слишком послушные седые волосы, которые торчали в разные стороны, отчего он выглядел испуганным. Он часто запускал в них пальцы, и они становились еще более растрепанными. Он носил куртку и галстук в диагональную полоску и курил трубку. Галстук и куртка были усыпаны пеплом. Создавалось впечатление, что он играет роль английского писателя.

Однако он оказался забавным, хорошим рассказчиком. По-видимому, много знал о вине и еде Прованса. И еще был знаком с шеф-поваром, который поспешно вышел поздороваться с ним и с энтузиазмом расцеловал в обе щеки. Французское произношение и грамматика Ли оставляли желать лучшего — удивительно, ведь он здесь прожил тридцать лет. Почти все глаголы он ставил в настоящее время. Его это огорчало. Он называл свой язык «франглийским».