Пол Керни - Иное царство

Наконец лес поредел. Деревья на пологих холмах были ниже и пропускали достаточно света для подлеска. Тут были птицы, дичь, в ручьях струилась чистая прозрачная вода. Котт громко смеялась, отбрасывая на плечи черную гриву волос. После угрюмой враждебности Волчьего Края они словно попали в рай. У них было ощущение, будто они вырвались на волю из темницы и вновь очутились в настоящем, ярком, полном жизни мире.

Они перестали торопиться, задерживались, чтобы поохотиться, и объедались свежим мясом. Лошади щипали сочную траву и пили из ручьев. Когда их вечером расседлывали, они катались по росистой мураве, очищая шерсть от грязи и плесени темного леса, пропитывая ее душистыми запахами.

И они — все они — чуть не погибли.

Когда утром они разогревали мясо на костре, на них врасплох напала волчья стая — восемь поджарых зверюг с глазами желтыми, как гной, и черными мордами. Пока Майкл удерживал лошадей, Котт поразила двоих своими последними стрелами, а третьему распорола брюхо ножом, который они забрали из хижины Неньяна. Четвертый вцепился в заднюю ногу серого мерина, но отлетел от удара копыта. Майкл зарубил того, который бросился на Мечту, но, падая, зверь ухватил Ульфберт зубами и вырвал его из руки Майкла. Еще один волк прыгнул на него, но Котт перехватила его в воздухе, и они покатились по земле, рыча в унисон, а когда схватка завершилась, с земли поднялась Котт. Одна ее рука была по локоть в крови. Уцелевшие волки обратились в бегство.

После этого они начали соблюдать осторожность, с запозданием вспомнив, что в Диком Лесу хватает и своих ужасов. И они истосковались по человеческим лицам, по звукам голосов, кроме своих собственных.

Впрочем, ждать им оставалось недолго. Через три дня после возвращения в нормальный лес, каким его счел Майкл, они наткнулись на широкую дорогу с севера на юг. Они поехали по ней (какое облегчение, когда не надо все время наклонять голову из-за веток и перепрыгивать через поваленные стволы!) и вскоре увидели по сторонам пни со следами топора, брошенные шалаши и в конце концов увидели деревню чуть в стороне от дороги на небольшой расчистке. Они вдохнули запах дыма, услышали детские голоса.

— Цивилизация! — сказала Котт. Из-за деревьев выбежали дети — трое маленьких оборвышей. При виде неизвестных всадников они разом остановились как вкопанные, а потом издали дружный вопль и бросились наутек, крича на лесном языке:

— Файсиран, файсиран!

Слово это могло означать только «чужие» или «враги». В Диком Лесу эти понятия были практически взаимозаменяемыми.

— У нас такой страшный вид?

— А ты давно видел свое лицо, любовь моя? Седобородый убийца — вот как ты выглядишь.

Он решил было, что Котт шутит, но ее лицо осталось очень серьезным. «Седой, — подумал он. — Я теперь седой старик».

Да, наверное, вид у них страшный. Во-первых, они на лошадях. В лесу верхом ездили почти лишь одни рыцари. Во-вторых, они вооружены. И покрыты рубцами. Взгляд у них дикий, лица чумазые, одежда рваная, в кровавых пятнах, грязная, десятки раз чинившаяся. Они теперь носили короткие плащи из оленьих шкур шерстью наружу, чтобы не промокать во время дождя, а с седел у них свисали куски копченой оленины, плохо завернутые в лоскуты запасной сутаны Неньяна. Красота Котт была скрыта маской грязи и всклокоченными, полными колтунов волосами. Даже трудно было распознать в ней женщину, потому что она была худощавой, как юноша, а на боку у нее висел бронзовый нож Неньяна, зловеще посверкивая.

Из-за деревьев выбежали мужчины, зажимая в кулаках свои орудия. Полдесятка… десяток… пятнадцать человек — они сомкнулись в безмолвные ряды. А позади них стояли ребятишки и несколько женщин. Майкла охватила безмерная усталость.

— Pax vobiscum, — сказал он.

При этих словах они оживились, начали переговариваться между собой. Многие всматривались в Ульфберт. Наконец один мужчина выступил вперед. Выглядел он таким же дикарем, как и прочие в их одежде из оленьих шкур и грубой шерсти, но голова у него была выбрита.

— Et cum spirito tuo.

Звали брата Дерний, и он оказал им гостеприимство, хотя жители деревни отнеслись к ним с большой опаской. Они прожили там три дня, дав отдых лошадям и себе. Котт вызвала небольшую сенсацию, когда вымылась, и мужчины увидели ее лицо по-настоящему. Она была прелестна, как прежде, но иной хрупкой прелестью тонких узоров инея. Тоненькая, как молодое деревце, с огромными глазами на исхудалом лице. Ее тело покрывали лиловато-розовые следы ушибов и ссадин, старых и еще не заживших, и по ночам Майкл с тоскливой жалостью целовал их все. Обнимая ее, он почти боялся, что она переломится под тяжестью его тела.