Елизавета Дворецкая: Зеркало и чаша

— О Великий и Светлый! — торжественно провозгласила она, подняв глаза к грозному лику идола. — Ты, держащий на себе свод небесный, проливающий дожди, гремящий громами, озирающий разом весь белый свет, будь опорой и защитой своему народу! Все племя наше собралось и ждет знака твоей воли: готов ли ты указать смолинцам путь к победе?

Избрана повернулась к священному коню. Державший того жрец, Здравен, отошел в сторону, а конь тряхнул длинной белой гривой и мягко ударил копытом. Перун сказал «да». Жрецы радостно закричали, а Избрана бросила Здравену короткий значительный взгляд. От жреца, который ухаживает за конем, зависит многое в его поведении, и Избрана дружила со Здравеном.

Получив согласие божества, жрецы стали выносить священное оружие и нагружать его на коня. К Избране приблизился верховный жрец, Громан. Как и положено главе святилища, он был высок, плечист, голос имел громкий и держался величаво. Брови, как подозревала Избрана, Громан для большей внушительности подрисовывал углем.

— Значит, не передумала? — спросил он, не заботясь о том, что их услышат. — Может, подумаешь еще?

— Я всегда думаю и всегда знаю, что мне делать, — ответила Избрана, мимо жреца глядя на четырехликого идола и обращаясь непосредственно к Перуну.

Ведь и Перун — мужчина, а значит, она должна убедить его, что способна на что-то путное! Если бы на небесах у власти оставалась Макошь, как было в прежние тысячелетия, — об этом Избране много рассказывала мать, — то ей сейчас было бы гораздо легче. Тогда миром правила Богиня, а народами и племенами — женщина, власть и наследство передавались от матери к дочери, а своего отца никто не знал и знать не хотел. Тогда воины считали честью получить оружие из рук жрицы, а долгом — во всем ей повиноваться и умереть за нее, как за свою Богиню! Ах, где те благословенные времена!

— Боги не дадут победы войску, которое ведет Женщина! — настойчиво продолжал Громан. — Сам Перун одолел женское войско Марены и завещал, чтобы только мужчины владели оружием. Женщина с мечом — прислужница Марены!

«Рассказывай!» — с досадой на мужчин, уж две тысячи лет как захвативших власть на земле и в небесах и извративших к своей выгоде все древние сказания, подумала Избрана, а вслух сказала:

— Где ты видишь у меня меч? — Она подняла обе руки, показывая жрецу тонкие белые пальцы сплошь усаженные золотыми перстями с красными, голубыми, зелеными и лиловыми камнями, изящные запястья, на которых из-под белого меха рукавов поблескивали золотые браслеты с варяжским узором. — Меч будет в руках бога и в руках воинов. Мы не нарушим завет Перуна.

— Ты не должна подходить к священному доспеху бога! Женщина может возглавлять только женские обряды Рожаниц! А вести белого коня должен мужчина! Если ты не доверяешь никому из воевод, предоставь это право служителям Перуна!

— Среди служителей Перуна больше нет воинов! — отчеканила Избрана.

Двадцать лет назад, после памятных и весьма кровавых событий, князь Велебор лишил святилище права содержать свою дружину.

— Боги отдали мне власть над смолянами, и я поведу священного коня! — так же решительно добавила Избрана. — Белый конь признал меня, и тот, кто спорит со мной, тот спорит с Перуном!

Больше она ничего не сказала: чем меньше слов, тем весомее речь.

Ездить на белом коне имел право только сам Перун, и из святилища Избрана шла пешком, ведя его за собой. Золоченую узду она сжимала так крепко, словно это была сама власть, которую у нее хотят вырвать. Как будто мало ей Секача и Буяра — и жрец, старый хряк, покушается на ее права! Сам хочет водить белого коня! Того гляди, завтра он захочет сесть на княжеское место и в гриднице, вообразив, что раз он ближе всех к Перуну, значит, сам и есть как бы Перун. «Врешь, подавишься», — мстительно думала Избрана. Рождайся две тысячи лет назад побольше таких, как она, то и сегодня миром правили бы женщины!

Сопровождаемая все возраставшей толпой, княгиня провела священного коня от святилища до берега реки, где раскинулось поле, называемое Конским. Летом в праздничные дни здесь устраивались скачки и воинские состязания.

Во льду Днепра была проделана широкая свежая полынья, в которой еще плавали ледяные осколки. На прорубь нельзя было смотреть без содрогания: черная блестящая вода казалась жадной, ждущей жертвы и угрожающей. Где-то там, на дне, в темных пространствах Мертвого Мира, готовила своего черного коня богиня Марена. Мать Мертвых, многократно побежденная Перуном, не уставала искать новых схваток, и Избрана, захваченная своим нескончаемым спором с мужчинами, даже посочувствовала в душе темной Богине. И испугалась: сейчас ей нужно совсем другое! Избрана со священным конем, жрецы, дружина и городские старейшины остановились на краю Конского поля, а несколько жриц во главе с княгиней Дубравкой направились к проруби. Они вели с собой черного бычка. Все они были одеты в черное — цвет Бездны.