Пола Вольски - Проклятие чародея

Почувствовав, как горячие пальцы теребят ее волосы и юбку, как жаркое дыхание обожгло ее щеку, девушка резко развернулась, но увидела лишь черную пустоту, приветствовавшую ее идиотским хихиканьем. Каравайз гневно всматривалась в темень, но обидчика и след простыл. Теперь она шла между Гроно и Деврасом, что Хохотуну крайне не понравилось. Смех стал угрожающим, и вскоре после этого Гроно вскрикнул от боли. Рукав ливреи в том месте, куда вонзилась злосчастная колючка, окрасился кровью. В тот же момент Каравайз почувствовала, как жаркая рука медленно скользнула вниз по спине, повернулась… и снова никого. Только за пятачком света — радостные завывания.

Терпеть хохочущего безумца не было никакой возможности. Пусть они потеряют время, запутывая следы, избавление от непрошеного эскорта стоило лишних усилий. Погасив фонари, они сменили направление и пошли по тропе, которая привела их к обугленным останкам деревни, совсем недавно сожженной дотла. Смех затих где-то позади. Оторвались… Некоторое время они бесцельно бродили среди развалин домов, сараев, различных построек, ужасаясь последствиям разгула белых демонов. Повсюду запустение и горы трупов, вносивших свою лепту в уже ставшее почти привычным зловоние. Остановиться пришлось, когда у Гроно подкосились ноги. Старый камердинер неожиданно пошатнулся и резко сел. Рассыпаясь в пышных извинениях, попробовал было подняться, но ноги не слушались его. Головокружение могло объясняться болезнью или элементарным недоеданием. Деврас решил, что пора обыскать деревню на предмет пополнения чечевично-мотыльковой диеты.

Каравайз и Уэйт-Базеф решили не покидать Гроно. Деврас взял фонарь, корзину, обмотал запястье магическим шнурком и отправился на разведку один, спотыкаясь о головешки и удаляясь все дальше от друзей. На окраине деревни он наткнулся на стоявший особняком амбар, не тронутый огнем. Войдя, обнаружил в нем репу и турнепс, которых с лихвой должно было хватить как минимум на несколько дней. Желудок приветствовал этакое изобилие радостным бурчанием. Деврас, опустившись на колени, отставил в сторону фонарь и потянулся к овощам… и тут же по лицу его заструился холодный пот, перед глазами все поплыло, к горлу подкатила тошнота.

Но поможет ли нам еда, если нет таблеток Рэйта? Долго ли мы без них протянем?

Он старался не шевелиться, с трудом переводя дыхание. Одержав временную победу над дурнотой, принялся за работу. Когда корзина и карманы были доверху наполнены плодами земли, он поднял фонарь, встал и пошел к двери, но на полпути остановился, всматриваясь в игру красноватых лучей на незамеченной им дыре в полу. Заинтригованный, он приблизился к загадочному отверстию, посветил фонарем, но ничего не увидел. Из невесть каких глубин до него донесся необычный, чем-то пугающий запах — смесь цветочной сладости и плотоядной едкости. Сочетание — странное даже для обоняния, привыкшего к смрадному дыханию Грижниевой Тьмы. Деврас поморщил нос. Запах ни о чем ему не говорил, а тусклый луч фонаря высветил лишь старую деревянную лестницу, нижние ступени которой терялись во мраке.

Он напряженно вслушался… Ни звука. Снедаемый любопытством, юноша стал спускаться, но вдруг одна из прогнивших ступенек, не выдержав его тяжести, обломилась, лестница покачнулась, и Деврас рухнул вниз. Крича, отчаянно цепляясь за воздух, он провалился в зияющую пустоту. Фонарь выпал из руки и погас. Деврас же, пересчитав спиной ступеньки, благополучно приземлился — напуганный, но невредимый. Какое-то время он не двигался, тщетно напрягая все органы чувств. Его окружала кромешная тьма. Откуда-то изнутри пришло ощущение непоправимой утраты — это исчезло слабое натяжение нити. Шнур, привязанный к кисти, оборвался при падении и исчез. С ним оборвалась магическая связь с друзьями. Из глубины души поднялся неудержимый страх, и Деврасу пришлось прибегнуть, как всегда в трудных случаях, к мудрости философов: «Страх отнимает разум, низводя человека на уровень твари бессловесной. Поддаться ему — означает отказаться от человечности, что в моральном плане равноценно самоубийству. Сколь предосудительно стремление лишить себя жизни, столь же безнравственен и необузданный ужас». Конечно же это преподобный Дизич, нетерпимый и несокрушимый в своей добродетели.

«Испуганный ум окутан тьмою чернее мрака тысяч гробниц». Старый добрый Оми Нофид. Как лаконичны его изречения. Лучше и не скажешь.

Деврас набрал полную грудь воздуха и заставил себя соображать. Магическую нить не вернуть, она уже давно вернулась к Уэйт-Базефу. Чародей сразу же поймет, что произошло, и отправится на поиски пропавшего товарища, а если необходимо, то и воспользуется магией. Таким образом, ситуация, при всей ее досадности, не должна внушать особой тревоги. Деврасу только нужно оставаться на месте, и Уэйт-Базеф живо его отыщет. К тому же нет смысла сидеть в потемках. Фонарь валяется где-то рядом. Надо только нашарить его и снова зажечь.