Пола Вольски - Белый трибунал

— Взгляните, вот он, верховный судья, восседает здесь, словно король справедливости на своем троне. Уверяю вас, он самозванец. Тринадцать лет назад он задумал покончить с моим господином и его другом, но не мог раздобыть против них улик, потому что они были невиновны. Только ЛиГарвола такие мелочи не останавливают. Он заставил жену ЛиМарчборга дать против него показания, а потом добился лжесвидетельства и от меня. Я послушался из страха и зависти. Он обещал, что я получу или состояние своего господина, если буду послушен, или котел за строптивость.

Пфиссигу теперь не достанется дом ЛиТарнгравов. Жаль, но он толковый паренек и сам сумеет о себе позаботиться. Есть вещи поважнее. Безбоязненно взглянув в глаза верховного судьи, Квисельд продолжал, и признания лились из него легко и свободно.

— Я проявил послушание, и мой господин погиб, а с ним и ЛиМарчборг, и его сыновья, и множество слуг, имен которых я, к своему стыду, даже не знал. Но это был еще не конец, нет. Теперь я был «почтенный Квисельд», богач, но я принадлежал Гнасу ЛиГарволу. И я по-прежнему был послушен ему, а это значило — поддерживать Белый Трибунал при дворе, вступить в Лигу Союзников и год за годом посылать в котел черт знает сколько невиновных. А теперь я и сам здесь, и это — справедливо. Я хотел бы, чтобы моя смерть могла исправить то зло, что я причинил, но его ничем не исправишь. Все, что я могу сделать — это сказать правду.

И я сделал это, и я рад этому.

Квисельд обернулся лицом к горожанам, в немом изумлении смотревшим на него.

— Я клянусь вам последним своим дыханием, что все это — правда.

Гнас ЛиГарвол махнул оцепеневшим палачам, и сильный толчок сбросил Дремпи Квисельда в котел.

Его крик потерялся в реве толпы. Короткий удар горячего пара — и милосердная тьма поглотила его сознание.

Окно башни, в которую поместили Тредэйна ЛиМарчборга, выходило на площадь Сияния. Из него открывался прекрасный вид на помост с котлом, были видны и палачи, и жертва. Тредэйн с интересом наблюдал за казнью, и когда Дремпи Квисельд, задержавшись у края котла, обратился к толпе, колдуну было слышно каждое слово. Услышанное оказалось более чем неожиданным. Глядя на грязную, оборванную, но полную достоинства фигуру приговоренного, он почувствовал, как болезненно сжалось сердце, и вдруг понял, что ему жаль Квисельда.

В этот миг он даже уважал своего погибающего врага, а это никуда не годилось. Дремпи Квисельд — лжец и предатель, он получил то, чего давно заслуживал. Запоздалое раскаяние и краткий приступ отваги ничего не изменят. Тредэйн ЛиМарчборг наказал виновного. Он восстановил справедливость, и, наконец, настал час его торжества.

Поразительно, каким пустым оказалось это торжество, каким мелким и бессмысленным.

Но ведь справедливость — не пустой звук. Если что-нибудь в мире имеет смысл, то это справедливость! Не может быть мелким то, за что уплачена такая цена! Мгновение агонии в котле? Что это в сравнении с вечностью в пламени Сияния?

Справедливость стоит любой цены, снова и снова уверял себя Тредэйн.

Квисельд сказал свое слово, его тело швырнули в котел, и мысли Тредэйна обожгло огнем.

Управлять сознанием других обходится дорого , предупредил его Ксилиил. Тредэйн не забыл об этом, но его разум сосредоточился почти что помимо его воли, направляя колдовскую силу, которая мгновенно погрузила Квисельда в беспамятство.

Тело коснулось воды и без борьбы погрузилось на дно. Возможно, жар убил Квисельда прежде, чем он захлебнулся. Как бы то ни было, он ничего не почувствовал, и зрители, предвкушавшие волнующее зрелище, были, видимо, разочарованы.

Однако толпой властвовали другие чувства. Горожане гудели, как пчелы. В их голосах слышалось беспокойство, возмущение, недоумение, гнев. Кажется, люди сочувствовали казненному и даже восхищались им. Тредэйн с трудом разбирался в их чувствах, он и себя-то с трудом понимал. Столько жертв принесено во имя справедливости, во имя мести! Ни страх, ни сомнения не остановили его, и вот в миг победы он тратит драгоценные крупицы силы, чтобы избавить подлого врага от мучений.

Тредэйн решительно не мог себя понять. Он знал только, что этот бессмысленный поступок принес ему некоторое облегчение. Однако долго раздумывать ему не дали. Дверь заскрипела, и на порог с опаской шагнули перепуганные Солдаты Света, тыча ему в лицо амулетами с изображением Автонна.

Тредэйн покорно дал себя заковать. Железные обручи охватили его запястья, лодыжки и шею. Надежно, как они полагали, заковав пленника, солдаты заметно успокоились. Кто-то даже рискнул отпустить робкую шуточку, выводя приговоренного, безразлично шагавшего навстречу своей судьбе.