Мария Сакович - Ночь гнева

Они окружили меня плотным молчаливым кольцом. Их было много, самых разных — больших и маленьких, свирепых и трусливых, рыжих, серых, черных, лохматых, вислоухих — всяких. Я успела разглядеть в плотной массе тел сегодняшнюю дворнягу и волкодава. Сейчас их объединила общая ненависть к чужаку из леса, волку, исконному врагу, которого нужно разорвать на клочки, уничтожить, чтобы он своим величием дикого зверя не напоминал им об их вечном презренном рабстве — человеку, миске с похлебкой, крыше над головой. А я понимала всю нелепость положения — они ополчились не на того. Я была худшей рабой, я навеки осталась предана всем своим существом не человеку — памяти о нем. И я не была тем зверем, которого они ненавидели и боялись — больше не была. Единственным спасением для меня было тут же перекинуться обратно, в человека — наверное, это бы их испугало. Но желания бежать от смерти, казавшейся желанным избавлением от томящей душу пустоты, перекидываться, надеясь спастись — не было. Последнее, что я могла — встать им навстречу и встретить смерть лицом к лицу.

Не помню, как я оказалась у порога моей избушки, должно быть, звериное чутье протащило меня в беспамятстве через леса к единственному в мире месту, которое я могла назвать домом. Окровавленная, обессиленная, вся в грязи и пыли, я лежала и молила далекое небо только об одном — дать мне силы войти в дом и умереть человеком. Небо сжалилось надо мной. Я нашла в себе силы встать, втащить волчье тело через порог, перекинуться в человека, натянуть рубаху, достать из уцелевшей сумки, которую неведомо как я тоже приволокла с собой, проклятый саван, сесть на лавку и спеть Прощальную Песнь — миру, жизни, лесу, солнцу, небу, звездам, ветру… своей потерявшейся и умирающей сейчас любви:

Я легла, вытянувшись во весь рост, на скамью, накинула сверху саван и впервые в жизни погрузилась в сон. В небытие, из которого не было возврата.

Когда он пришел на следующий день, призрачная тень волка неотступно, мелькая среди стволов, следила за ним светящимися желтыми глазами. Молча, ссутулившись, вошел в избушку, взял с лавки холодное тело, перекинул через седло, как много лет назад, и привез в город. Похоронил под стеной и каждую ночь приходил и сидел у изножья могилы, низко опустив поседевшую голову. А через год его положили рядом с той, которую не смог ни забыть, ни простить. Он наконец обрел желанный покой — впервые и навеки в ее звериных объятиях.